Город Солнца

— Теперь эта отправная точка больше не подходит. Мы говорим теперь о едином колективном сознании… о Самом с большой буквы, со всем, что за этим следует. Если мы говорим теперь: "является ли человеческий элемент коллектива доминирующим или подчинённым?" мы пытаемся сделать выбор из двух состояний, которые являются, на сколько мы можем судить, почти немыслимыми. Вопрос переносится полностью на почву домыслов. Как мы можем осмысленно обсуждать это?

— Да ладно вам, — сказала Карен. — Всё это высокие слова. Не стоит заниматься философским пустословием. Вопрос был и остаётся достаточно простым для того, чтобы его можно было задать, даже, если на него не так-то просто ответить. Находятся люди под контролем или нет?

— Нет, Карен, — сказал я терпеливо. — Конрад прав. — Было достаточно просто сказать "находятся ли люди под контролем?", когда мы думали, что знаем, кого имеем в виду, говоря «люди»… что это совокупность индивидуальностей, множественное число «личности». Но теперь мы больше этого не знаем. «Люди» теперь не множественое число, а единственное. Сам это не просто надуманная метафора… это нечто реальное. Теперь мы знаем, что личности в городе подчинены — что над ними доминирует сознание, которое не является их индивидуальным сознанием. Но мы не знаем и не можем знать какого рода это сознание или на сколько полон его контроль. Мы не знаем, есть ли какая-либо разница между своего рода разумом роя, которым они обладают, и отношениями типа рабы-господин, которые мы предполагаем. Является ли одно тем же, что и другое? Действительно ли одно является таким же злом, или таким же благом и преимуществом, как второе? То, на что Конрад пытается обратить наше внимание, это что наше суждение о ситуации больше не является трезвым, поскольку мы больше не обладаем точкой отсчёта для него. О личном рабстве или свободе мы можем осмысленно сказать "это плохо" или "это хорошо", поскольку мы обладаем своим собсвенным состоянием и опытом в качестве стандарта для сравнения. Здесь же мы лишены этого.

— То что вы говорите, по существу, заключается в том, — сказала Карен, — что больше не важно, управляет ли паразит. Даже, если и нет, эти люди всё равно остаются рабами… марионетками, пляшущими на своих тоненьких чёрных ниточках.

— Это метафора, диктуемая эмоциями, — сказал я. — Но верно, то, что мы говорим, означает примерно это.

— Тогда наша ситуация без сомнения проясняется, — сказала она. Нам больше не нужно беспокоиться о том, обладает ли паразит собственным сознанием. Это не важно. Мы в любом случае собираемся его уничтожить.

— Нет, — сказал я. — Как раз наоборот. Мы больше не способны вынести суждение об этой ситуации. Мы не можем решить уничтожить эту штуку… даже, если бы могли.

— Погодите, — сказал Натан. — Не затевайте диспута вокруг пока ещё спорного вопроса. Давайте попытаемся продумать немного дальше. Как мне это представляется, Алекс, люди в городе пытались обвести нас вокруг пальца. Их целью было убедить нас, что было бы совершенно безопасно одному или более из нас подвергнуться заражением паразитом, поскольку процесс был бы обратимым. Затем они намеревались подключить добровольца к Самому, после чего он или она стали бы обладающим значительными возможностями агентом города. Конечной целью было бы захватить корабль и захватить всех нас в сеть Самого.

— Да, — неохотно согласился я. — Думаю, именно в этом состоял их план.

— И мы должны помнить, что эта штука не пустила здесь корни во всех одновременно. Она разрасталась. Как можно себе представить, что в колонии, полной личностей преисполненных духом первороходцев, каждый решает, что он предпочитает стать частью коллективного разума и безропотно подвергается заражению паразитом? Как ты себе представляешь, что Сам подчиняет себе целую колонию, Алекс? У них не было пластиковых костюмов или прочной стальной оболочки… Это было бы просто. Но остаётся важный вопрос, возвал ли Сам к добровольцам, или же он подчинил себе всех, независимо от их личного выбора. Как ты думаешь?

— Думаю, что был coup d'etat,[5] — сказал я. — Сам руководствуется своими собственными интересами. Он не поощряет раскольников.

— Мне это видится также, — сказал он. — А теперь вывод из всего этого — как ты, конечно, должен понимать — Сам, очевидно, не чувствует сомнений, когда ему приходиться выносить приговор. Его не заботит нравственно ли это, логично ли принимать решения без учёта личного состояния сознания — он просто пожирает несогласных. Ты говоришь, что мы не можем вынести суждение по этому вопросу, поскольку не понимаем, что здесь произошло. Но я заверяю тебя, что мы должны быть готовы принять решение, потому что не принять никакого решения — это значит просто подчиниться тому решению, которое примет Сам.