Город Солнца

— Тогда давай не будем отбрасывать и третью возможность, — сказал я, игнорируя вторую часть его заявления, которая искуссно адресовалась моим симпатиям. — Предположим, что мы приняли решение здесь, и решили, что город должен быть оставлен в покое, и что людям нужно позволить продолжать их маленький эксперимент. Предположим, мы привезли это решение домой и зубами и ногтями сражаемся, чтобы его защитить. Смогли бы мы претворить это? Ты сам сказал, что в основном зависит от службы по связям с общественностью… что это всего лишь вопрос выбора правильных слов, вызывающих нужный эмоциональный отклик. Предположим, что ты съел собаку в деле убеждения… смог бы великий Натан Патрик продать эту идею суетным, растерянным комитетам ОН?

Он несколько секунд постукивал пальцами по крышке стола. Никто другой не прыгунул в ловушку. Мы находились на ринге, и все понимали, что дело не дошло до борьбы без правил. Пока не дошло.

— Возможно, и смог бы, — сказал он наконец, — если бы у меня были какие-нибудь средства для использования. Но сперва тебе пришлось бы убедить меня. Я думаю, что эта штука несёт в себе угрозу. И хочу видеть, что она остановлена. Я предпочёл бы сделать это своим способом, чем с помощью большой бомбы. Но в настоящее время я предпочитаю большую бомбу тому риску, на который ты хочешь пойти, располагая основаниями, имеющимися у тебя. У тебя преобладают чувства, Алекс. Ты относишься к тем людям, которые дважды подумают о том, стоит ли убивать тигра, нападающего на тебя, когда ты не можешь примирить решение со своим представлением о морали, твоя немедленная реакция оставить всё как есть… устраниться. Это — своего рода трусость, Алекс. Ты говоришь, что поскольку мы полностью не понимаем эту штуку, то должны позволить ей существовать. Что это не нам решать. Тогад кому же? Не ОН… Ты не хочешь предоставить решение им, поскольку они, скорее всего, окажутся упрямее меня. Кому же тогда? Богу? Но мы знаем на чьей стороне Бог, Алекс, и это не наша сторона.

— Сейчас не время становиться на колени и твердить, что у нас нет права выносить решение. У нас есть все права — и мы должны. Потому, что мы находимся здесь. И насколько я могу видеть, это может быть только одно решение. Ты знаешь, как это смотреть в глаза смерти, Алекс. Только сегодня ты был в пасти волка. Что ты ощущал перед тем, как стрела убила эту тварь? И что ты чувствовал сразу после этого? Вспомни, волк делал только то, чего требовала от него природа, слепо следовал своим инстинктам. Кто ты такой, чтобы решать, у кого нет говорящих в них интинктов, и кто руководствуется здавым смыслом чёрным здравым смыслом, захватившим разум, словно паразит? Кто ты такой, чтобы судить, если ты не можешь понять? Здесь перед нами волк, Алекс, и я хочу убить его. Я намерен его убить.

— Думаю, что ты ошибаешься, — сказал я. — Нет никакого волка. Твоя аналогия — это совершеннейшая чепуха. То, с чем мы столкнулись здесь — человек. Может, он не похож на тебя или меня, но это человек, по крайней мере, частично. Он обладает своей собственной моралью. Нам не нужно его уничтожать… мы можем попытаться прийти с ним к согласию. Быть может, это будет и не просто. Возможно, это будет очень и очень трудным. Это может оказаться невозможным. Но мы должны попытаться. Мой отказ принимать решение это не трусость, Натан. Это смелость, которая позволяет нам трезво взглянуть на наше невежество и отсуствие понимания, поэтому нам не стоит мыслить категориями чёрного и белого, или грубыми и глупыми аналогиями. Вот что действительно является трусостью — это отказ мыслить о вселенной её собственными категориями и подменять их фантазиями нашего ограниченного разума. Я не позволю тебе уничтожить эту штуку, Натан. А без моей помощи вы не сможете этого сделать.

Натан не стал сразу ничего говорить. Он не стал также и барабанить пальцами по столу. Он молча замер. Он был зол, но только напряжение его мышц выдавало этот факт.

— У нас есть тебе подарок, Алекс, — сказал он очень мягко. — Линда?

Линда поднялась и вышла в лабораторию. Я проводил её взглядом. Взгляд Натана остался прикован к моему лицу.

Она вернулась с запаянной колбой. Внутри колбы находилась чёрная масса. Не было никакой необходимости спрашивать, что это было.

— Где вы достали это, — прошептал я.

— У кролика, — сказал Натан. — Пока тебя не было… мы подумали, что лучше начинать работать над основной проблемой. Конрад и Линда затимались анализами большую часть тех двух дней, что ты был в отъезде. Думаю, ты обнаружишь, что они очень многое сделали.

— Как только я уехал, — сказал я, слегка хриплым голосом, — вы сговорились об этом… все вы?

— Я была против этого, — мягко сказала Мариэль. — Но голосование…

— Вы сперва принимаете решения, а затем пытаетесь оправдать их… даже не зная ещё всей правды. Вы всегда были настроены уничтожить эту штуку. Потому, что она странная.