Город Спящих

Он выхватил из-за пояса нож, выставил перед собой. Увидел, как на Зверя бежит, крича во всё горло, Вовка Зацепин, опустив низко голову и прижав руки к груди. Такой Вовкин бросок наводил ужас на врагов из параллельного класса.

Шмыга тоже был рядом. Поднимался с земли, потирая голову. Пашка бегом наступал слева, с новой корягой, кричал:

– Окружаем! Ни шагу назад! Р-раз, два, на врага!

И Тошик тоже побежал, чувствуя удары сердца в висках и горячий воздух в лёгких. Они врезались в Зверя одновременно с четырёх сторон. Пашка колошматил корягой по спине и голове. Тошик бил ножом, не разбирая куда, в густую шерсть. Зверь взвыл, отмахнулся – раз – и Шмыга кувырком покатился к крыльцу. Два – Пашка отлетел в одну сторону, а коряга в другую. Три – Тошик ощутил, как сжалось в груди, а перед глазами потемнело. Мир перевернулся, потом ещё раз. Стало трудно дышать. В рот и ноздри набилась пыль. Мир вокруг сузился и оглох. Сквозь плотную пелену тишины пробивались слабые отзвуки – крики, удары, звериный рык.

Тошик сел, пару секунд не соображая, где верх, а где низ, потом увидел голубое небо, крохотное перистое облако, зацепился за него взглядом и как по ниточке выкарабкался из обморочного состояния в реальность. Уши разрезали крики, такие резкие, что заболела голова. Тошик понял, что его отбросило к ограде. За спиной толпились мертвецы, которых, казалось, останавливали только тонкие прутья, перетянутые между собой верёвками. Они безмолвно тянули к Тошику руки, хватали скрюченными пальцами его за одежду, подталкивали, будто желали помочь подняться.

Тошик встал, всё ещё ощущая тяжёлый свистящий звук в ушах. Мотнул головой. Тело отказывалось подчиняться в полной мере, вдобавок под рёбрами разлилась жгучая боль.

Зверь стоял у крыльца и смотрел на дверной проём, в котором его ждала Вика. Она не убежала, не закрыла дверь, а наоборот – встала с широко расставленными руками и ногами, будто эта её поза была весомым препятствием.

– Какая славная девочка, храбрая, – прорычал Зверь, скалясь. – И что же ты сделаешь?

– Ты не сможешь пройти, – ответила Вика. На лице её появилось знакомое Тошику выражение. Так Вика выглядела, когда не хотела идти спать, есть манную кашу или читать на ночь книгу. И переубедить её было невозможно. – Папа никогда не сделает мне плохого. А папа там, внутри тебя. Так ведь?

Зверь засмеялся, тяжело дыша. От его шерсти всё ещё шёл тёмный дым. Тошик заметил, как Пашка, Вовка Зацепин и Шмыга осторожно обходят Зверя со всех сторон. Тогда и он нагнулся, подобрал два камня, зажал в кулаках.

– Девочка, мне жаль, но твоего отца больше нет! Сущность не живёт внутри меня, она растворяется, делая лучше, сильнее. Ладно, я обманываю. Мне нисколько не жаль. Так и было задумано, честно-честно.

Вика мотнула головой.

– И всё равно, я не верю! Он не даст тебе сделать плохое! Думаешь, я две недели спала на заднем сиденье автомобиля, чтобы ты вот так прошёл? Папа не даст!

Зверь не стал отвечать, он бросился по крыльцу к Вике. Казалось, всего секунда – и он подхватит девочку, швырнёт её вниз, а сам ворвётся в Омертвевший дом… Тошик понял, что не успевает. Никто бы не успел. Вика зажмурилась, но не отступила.

Но Зверь остановился вдруг, будто ударился о невидимую стену. Обгоревшая шерсть встала дыбом. Зубы оскалились. Он приподнялся на лапах, ударил когтями по воздуху, и перед Викиным лицом очертились четыре неровные линии.

– Я не могу!.. – прохрипел Зверь и попытался снова подняться выше.

Снова ударился о невидимый барьер, встряхнул головой, прыгнул вперёд, ударился, отступил, обрушил на Вику отчаянные торопливые удары – но они не доходили до цели, царапали воздух, оставляя на нём следы.

– Что происходит? – к Тошику подошёл Вовка Зацепин. – Это и правда ваш отец?

Тошик не знал ответа, да он и не потребовался. Из-за спины Вики вышла Ленка-пенка. Ленка держала в руках большой гребень с редкими изогнутыми зубьями, похожими на коготки, и равнодушно окинула взглядом забытого Зверя, который бесновался на ступеньках.

– Не получается? – спросила она без всякого сочувствия. – Какая жалость.

Из темноты дверного проёма следом за ней вышла и мама. Настоящая и живая. Одета она была в плотное белое платье, закрывающее ноги до пола, с длинными рукавами и высоким воротом. А в волосах торчал цветок.

Вика обернулась, закричала звонко:

– Мама! – и бросилась ей на шею. – Мама, мамочка! Это ты! Это правда ты! Я так рада, так рада!

Зверь застыл внизу, глядя на маму. Вся его ярость куда-то пропала. Теперь он походил на уставшего и вымотавшегося медведя.

Мама же, поддерживая Вику одной рукой, легко спустилась по ступенькам и остановилась перед Зверем. Положила руку ему на плечо. Зверь не успел увернуться (да и вряд ли бы смог). Он заскулил – тихо и трусливо. Медленно опустился на задние лапы. По лицу у него снова пошла крупная дрожащая рябь.

– А ведь я помню тебя совсем другим, Зверь, – сказала мама. – Когда ты был ещё похож на человека, думал, как человек, и был влюблён, как человек. Сейчас в тебе уже ничего не осталось.