– Вообще-то, мелкая права, – сказал он. – Я тоже по родителям соскучился ужасно. Мне вчера мама приснилась. Причём, я сижу за столом, пишу изложение и – бац! – сразу три ошибки в слове «канделябр». А мама за спиной стоит, смотрит. Говорит мне: «Ну всё, теперь из города своего дурацкого точно не выберешься». А я заплакал, как дурачок, говорю: «Мама, мамочка, я исправлю, я этот проклятый канделябр сто раз напишу, лишь бы к тебе приехать обратно». И стал писать. Раз двадцать написал, потом надоело и проснулся.
– Так вот почему ты возился в койке полночи, – хмыкнул Вовка. – Всю романтику мне испортил. Конечно, скучаем, а как же без этого? Каждый день думаю, как они там. Ищут нас, наверное, до сих пор. Батя точно сдаваться не будет, весь город перевернёт.
– Наш бы тоже не сдавался! – с вызовом сообщила Вика. – Он знаете кто был? Охотник на нечисть, вот кто!
– И где он сейчас? – спросил Шмыга, потом ойкнул и зажал себе рот обеими руками разом.
Тошик снова посмотрел на берег. Сказал:
– Зверь сожрал его сущность, а я не знаю, что это значит. Может быть, отец живой, в образе одного из этих лесовиков. А может, его уже давно нет даже в мире мёртвых. – Он покосился на Пашку, но тот просто молча грёб, глядя перед собой.
Видимо, ответы на такие вопросы мало кто знал.
– Короче, Тошик загорит, и сразу домой, – подытожил Вовка Зацепин.
– Если, конечно, завтра всё получится.
– Отставить дурные мысли! Капитан, лево руля! Куда мы вообще плывём?
Лодка уходила налево от того места, где они дожидались наступления ночи. Рогоз сменился извилистой береговой линией с редкими деревьями и кустами.
– Подальше, – коротко сказал Пашка. – Чтоб наверняка.
Омертвевший дом
Тошик проснулся рано, едва рассвело.
Спать в лодке было непривычно и неудобно. Ребята кое-как скрючились в центре, закинув ноги на лавки. Вика лежала посередине, Тошик обнимал её, отдавая тепло. Рядом наваливался Вовка Зацепин, который, вдобавок, ворочался и похрапывал во сне.
Всю ночь беспокоили плеск волн и крики птиц. Казалось, кричит кто-то ещё, Тошик то и дело просыпался, смотрел в звёздное небо и гадал, где они плывут сейчас – около берега, в открытом море или в неизвестном пространстве между мирами, куда обычным людям хода нет.
Перед рассветом похолодало, туман стал гуще, и появившееся солнце больше всего походило на кляксу молочного цвета в ореоле серости.
Тошик попробовал сесть, чтобы никого не разбудить. Обнаружил Пашку, который примостился на носу лодки, свесив ноги в воду, и размышлял о чём-то своём. Заметив Тошика, Пашка улыбнулся, подмигнул:
– Готов к труду и обороне?
– Всегда готов, – отчеканил шёпотом Тошик.
Где-то в глубине души натянулась тонкая нить тревоги. Вот он – конец пути. Финал истории. Две недели путешествия, и осталось совсем чуть-чуть.
Что будет потом? Непонятно. Но и думать об этом рано. Надо бы дело сначала завершить…
Лодка качнулась, это проснулся и сел Вовка Зацепин, сонно потирающий глаза.
– Уже пора? – спросил он. – Пожрать нет ничего случайно? Эх, где Ленкин бездонный рюкзак? Я бы сейчас не отказался от яблока или бутерброда.
– На месте поешь, как управимся, – ответил Пашка, ловко спускаясь к середине лодки. Он поднял вёсла, опустил их в густой туман.
Вокруг вообще был только туман – ни берега, ничего другого ещё видно не было.
– Значит, слушайте. Если всё пойдёт хорошо, на берегу с обратной стороны Омертвевшего дома нас встретит Лена. Вашу маму нужно будет перенести внутрь и дождаться, пока Лена закончит метаморфозу, то есть вернёт сущность. Тогда вы сможете вернуться домой, а Зверю придётся убраться обратно в лес.
– А если не будет хорошо? – спросил Вовка.
Пашка пожал плечами:
– Город выстоит, он и не такое переживал. Что будет с вами? Не знаю. Если Зверю удастся завладеть сущностью проводника, он сможет делать всё, что угодно, как в мире живых, так и в мире мёртвых. В любом случае, у нас всего одна попытка, верно?
– Как в маминых книжках, – пробормотала Вика. Она уже проснулась, но всё ещё лежала между лавок на дне лодки, подсунув под голову один из пакетов. – У неё добро всегда побеждало, кстати.
– Ну вот и у нас победит, – сказал Пашка.
К тому моменту как из тумана выплыл краешек каменистого берега, проснулся и Шмыга. Сидели в тишине, каждый думая о своём. Разве что Вовка несколько раз жаловался, что не прихватил еды. Без завтрака ему, видать, было тяжело.
Берег разрастался вширь, стали видны редкие рыжие кустарники, белые от солнца коряги, камни, сухие водоросли, выброшенные на берег. Появились очертания деревянного забора и овал каменного колодца у ворот. Туман не просачивался за забор, оседал в траве, и поэтому за ним метрах в пяти был хорошо виден покосившийся Омертвевший дом. Его сложно было с чем-то спутать. Труба тянулась в небо. Стены затянуло хмелем.
Когда подплыли совсем близко, Пашка спрыгнул в воду, потащил лодку к берегу. А тут вдруг из тумана вышла Ленка собственной персоной, босая, в закатанных до колен джинсах и в белой футболке. Забежала в море, стала помогать Пашке.