Город спит, просыпается магия

Музыка в ночном клубе играла достаточно громко, чтобы заглушить воспоминания, но недостаточно, чтобы притупить страх от отсутствия моего отражения в зеркале за спиной бармена. Я старался не смотреть в ту сторону и сосредоточиться на круглых коленках сидящей напротив девицы. Девица время от времени наклонялась ближе, обдавала волной приятно-цитрусового парфюма, щекотала мою щёку светлыми локонами и что-то кричала в ухо. Я не разбирал – что. Просто кивал в ответ. И угощал нас обоих очередной порцией текилы. Когда мексиканский анестетик наконец подействовал, притупляя страх, я вновь поднял глаза на зеркало, но не увидел там не только себя. Блондинистых локонов там тоже не оказалось.

– Наводнили, – повторил я Лизины слова.

– Что? – переспросила блондинка.

– Да так… – отмахнулся я и наклонился ближе. – На чём мы остановились?

– Может, ко мне? – она игриво улыбнулась.

Я тоже натянул улыбку и вызвал такси.

Воздух на улице был сырым и прохладным, под ногами – маленькие полыньи лужиц, со сверкающими в них огнями клубной вывески. Такси подъехало быстро – не успев сделать и пары затяжек, я бросил сигарету в урну. Нетрезво покачиваясь, подошёл к задней дверце. В автомобильном окне себя тоже не нашёл. Усмехнулся. Ждал, что где-то сохранился?

Усевшись в тёплом салоне, я закрыл глаза и задремал, прислушиваясь к шороху колес по мокрому асфальту.

В подъезде было светло, как днём, чисто и как будто уютно. Словно из дождливой осенней ночи я вошёл в погожий летний день. Я поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка у двери с чуть покосившимся номером. Послушав тишину внутри, нажал ещё раз и не отпускал несколько секунд. Послышались шорохи, приглушённое ворчание, в дверном глазке мелькнула тень, и дверь открылась.

Лиза, округлив глаза и запахивая поглубже короткий халат, сонно и недовольно спросила:

– Ты очумел? Третий час ночи.

– Знаю, – пьяно согласился я, – потанцуем «как бы танго»?

– Иди домой…

Она потянула дверь на себя, но я втиснулся в открытый проём:

– Я не могу, Лиз. Страшно мне там… и зеркало не склеить…

Она повернулась спиной, пошла по тёмному коридору и бросила из-за плеча:

– Закрой дверь. Пошли – напою чаем.

Я покорно поплёлся за ней в кухню.

Лиза заваривала какой-то странный чай. В прозрачном чайнике танцевали маленькие оранжевые ягоды. Я молча следил за их медленным кружением.

– Облепиха, – пояснила Лиза, добавив ещё немного.

Я перевёл взгляд на неё, стоящую ко мне вполоборота, и стал нести чушь:

– Ты знаешь, Лиза, что у тебя интересный профиль… Такой птичий. Ты птица, Лиза?

– Я предпочитаю эпитет «ахматовский», – улыбнулась она и повернулась, воткнув в меня тёмный взгляд.

Отчего мне казалось, что у неё тяжёлый взгляд? Глубокий, пронизывающий. Тёплый. Не тяжёлый.

Она наклонилась ближе, и тут я увидел то, что позволяет мне до сих пор не потерять себя в пустых зеркалах.

… Витрины, даже заплаканные дождём, видят всё. Ночной проспект в свете фонарей, блики фар, силуэты домов, фигуры прохожих. Капли, стекая по стеклу, искажают увиденное – мир кажется неправильным и небезопасным. Особенно, если витрины отражают что угодно, кроме тебя самого. Это так легко – потерять жизнь, когда ты лишён возможности видеть себя со стороны. Это так легко – отдать её двойнику, пришедшему на зов твоей мрачной жизненной скуки…

– Как насчёт танго под дождём?..

На мои плечи ложатся тонкие ладони.

Я отворачиваюсь от мокрых витрин и смотрю в тёмные Лизины глаза, в который раз удивляясь своему отражению в них.

Дон ю край marrtin

Ночью пошёл дождь. Илья сидел у окна и глядел, как проступают из тьмы контуры холмов, как становятся видны дорожки, далёкие линии электропередач, серые камни. Оттуда, с холмов, текла мутная глинистая вода, тащившая с собой грязь, листья, обрывки вялых цветов. Знакомыми тропинками, асфальтовыми реками меж бордюров вода проходила сквозь город, смывая в море пустое и суетное – мусор, мечты, желания… Городок тянулся вдоль побережья – пляж, автостанция и цепочка бетонных домов, плавно переходившая в частный сектор. Давно, ещё при Союзе, здесь почти построили атомную станцию, но Союз кончился, и город будущего стал городом прошлого, незаметно потерявшись в зыбком своём настоящем.