Город, стоящий у солнца (СИ)

— Буду! — я ногой оттолкнул стол и поднял левую руку со своим стареньким «Вампиром». Бам! Дымящийся ствол повело вверх, куда-то влево резво брызнула блестяшка латунной гильзы, через миг зазвеневшая об пол, доля секунды, пока затвор отходил назад и возвращался на исходную с новым патроном растянулась в целую вечность… Бам! Бам… Мне так и захотелось крикнуть: «падай, ты убит!» Он и упал. Рухнул, как мешок с говном, выронив так и не выстреливший пистолет и опрокинув ближайший стеллаж с товаром. Табличка на двери сама собой перекинулась на сторону с надписью «closed».

— Ты уж прости меня, — я склонился над ним и сорвал с шеи убитого жетон, — прости, товарищ Семецкий. Но в целях и средствах мы не сойдёмся.

За окном загрохотало так, что я плашмя рухнул на пол, закрыв голову руками. Так ты не один был, друзья снаружи ждали? У этих долбоёбов что, гранатомёты есть? Они что, не в курсе, что здания тут практически неразрушимы? Они, блять, что — идут сюда?! Снаружи один за другим послышались тяжёлые удары и брань. Мой дом — моя крепость, чуваки, мой дом — моя крепость! Если надо, магия и стекло сделает прочнее катанной брони.

Они старались — раз за разом, граната за гранатой, потом, будто осознав, что это ничего не даст, подогнали пузатый броневик и начали обстреливать мой магазин из пушки. Эй, парни, это громко, но мой дом неуязвим. И мой магазин — тоже. Любая частная недвижимость неуязвима — на этом правиле мир строится, не хуже, чем на вашей еботеке с желаниями! Неуязвим!

Но в какой-то момент я заметил, что даже «неразрушимое» колдовское стекло медленно, неохотно, но неуклонно покрывается трещинами. Они войдут. Они так страстно желают этого, что не могут не войти. А я… Наверное, мне успел за прошедшее время до крайности остопиздеть этот магазин. Отличный повод сменить интерьер и провести ребрендинг. Что ж, пошумим! Хочу шуметь! Повинуясь моему дирижёрскому жесту сотни винтовок, автоматов и несколько дюжин пулемётов плавно поднялись в воздух. Дождём осыпались на пол магазины и ленты с фальшпатронами, а от ящиков потянулись вереницы боевых. Я стоял, разведя руки, как дирижёр перед оркестром, как чёртов Избранный, как Нео, как статуя Христа Искупителя в Рио-де-Жанейро… Щелчки магазинов, встающих в пазы приёмников, лязг затворов — это была моя музыка, я купался в этих звуках, я дирижировал ими, — а мои гости уже ничерта не могли нас разглядеть через закопчённые стёкла.

В чём-то наши желания совпали. Вы хотели, чтобы витрины моего магазина разбились? Я — тоже, только чтобы они при этом брызнули осколками наружу. Из динамиков под потолком снова полилась музыка, та же, что играла в моей голове, эти слова просились, срывались с моих губ, и в то мгновение, когда мои незваные гости увидели меня, и поняли, что их ждёт, но ещё не успели даже дёрнуться в сторону эти слова прозвучали. Мы сказали их вместе — я и Тиль Линдеманн в моей аудиосистеме — а нам вторили сотни, тысячи стволов: «Feuer frei!»

========== Глава 12. Психолог. ==========

Комментарий к Глава 12. Психолог.

Что-то мне совсем перестало быть жалко ГГ, а его уже давно пора выводить из болотца привычной зоны комфорта…

Короче, внезапный триггер ворнинг: депрессия, членодевки, изнасилование. Бедный-бедный ГГ.

Всё-таки прав был товарищ Бродский. На многие и многие дни после отгремевшей череды визитов и разборок его строки о комнате стали моим девизом.

«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.»

Входная дверь моего дома оставалась заперта, портал деактивирован, с теми людьми, что отстраивали после погрома мой магазинчик, я о общался только в информсети, так же заказывал еду и питьё — деньги позволяли. На улицу не хотелось. Пару дней и ночей — особенно ночей — за окном гудели сирены, слышалась трескотня автоматов, крики и взрывы, потом всё стихло. Желание горожан спокойно спать и ходить по улицам вкупе с решимостью «революционеров» пострадать за благое дело оказались куда сильнее жажды перемен. По инфосети совсем недавно транслировали показательный процесс над главарями — я не смотрел. Не было желания.

Госпожа куратор не держала на меня зла, я знал это, просто как данность, априорный факт, но разговора со мной она не искала, да и мне нечего было ей сказать. Требовать извинений глупо: на своей территории Найт была в своём праве. Извиняться самому не за что: я был в своём. Шли дни.

Моего «гостя» и его ближайших соратников приговорили к разнообразнейшим пыткам и многократной смерти. Бывает. Я не сочувствовал им и не испытывал никакой вины за то, к чему привёл этих людей их свободный выбор. Не моё дело. Не жаль.

Годовщина нашего пребывания в этом мире подкралась неожиданно. Госпожа куратор разослала приглашения, потом напоминания… В моём почтовом ящике накопилось открыток пять на эту тему. Я так и не пошёл. Сказался больным — и не пошёл.