Город страха

По лицу предпринимателя было видно, что ужас положения стал до него доходить, что он поверил уже в то, что никто ему не поможет, что эти люди абсолютно безнаказанно могут сделать все, что угодно, и с его дочерью, и с ним самим. В том числе и подбросить ему наркотики и найти свидетелей того, что он сбывал их детям.

Но Пашке этого было мало. Он не столько любил ломать людей, не столько находил в этом садистское удовольствие, сколько действовал из хладнокровного расчета. Слова могут и забыться, смысл может потеряться, а память, особенно та, которая должна сопутствовать человеку всю его оставшуюся жизнь, должна быть физической, должна быть связана с физической болью, с осязаемым ущербом.

– Отпущу, – злобно оскалился Пашка, – но сначала я тебе оставлю живое напоминание. Я тебе память оставлю о сегодняшнем разговоре. А то ты ведь завтра проснешься и с похмелюги подумаешь, что тебе все это приснилось.

Главарь выпрямился и махнул рукой одному из парней, указывая на девушку, которая стала подавать признаки жизни.

– Валет, займись. Ты это дело любишь, только не торопись, дай насладиться и зрителям, и любящему отцу.

Холмогоров снова забился, но его повалили на пол, двое бандитов сели на него верхом, прижимая к полу. Его лицо повернули так, чтобы он видел сцену насилия. Третий из бандитов, грязно ухмыляясь, отряхивал руки и подходил к девушке. Он вцепился в ее пышные ягодицы ногтями, зарычал пронзительно и рывком задрал топик до самой шеи. Девушка затрясла головой, стала приподниматься на руках, еще не понимая, что происходит.

У главаря завибрировал мобильный телефон, и он, вытащив его из кармана, отошел в сторону. За его спиной слышалась возня, крики девушки и звонкие шлепки.

– Рубль, ты что творишь! – послышался в трубке недовольный голос.

– Да, а что такое? – усмехнулся без улыбки Пашка.

– Тебе кто «добро» давал с альпинистом? Совсем зарвался? Твою в душу мать! Значит, так! Дело спустим на тормозах, пока мы у власти и все в наших силах…

– Я и не сомневался, – снова усмехнулся Пашка.

– Да лучше бы ты сомневался! – заорал на него голос. – Делать надо то, что тебе велят, а не инициативу проявлять.

– Результат не вдохновил? Мы что, чего-то не добились этим?

– Помолчи, – голос на время затих. – Значит, запоминай. Пока ничего громкого и радикального. Затихни пока. Принюхайся, нос по ветру подержи. Появились в городе нежелательные. Журналистка эта… кстати, ты выяснил, кто ее у твоих пацанов отбил? Выясни, проверь на предмет причастности. Короче, не мне тебя учить: сам погоны носил, сам понимаешь, что такое оперативная работа.

Пашка опустил руку с телефоном и посмотрел на Валета, который уже стаскивал трусики с бьющейся в истерике на полу девушки. Он молча подошел и пнул ногой Валета в копчик.

– Хватит! Оставь ее!

Валет не отреагировал, пытаясь раздвинуть девушке ноги. Он сопел, дважды ударил свою жертву по лицу, но новый чувствительный пинок босса вывел его из состояния крайнего возбуждения.

– Че, че ты? – облизывая губы, обернулся он к Пашке. – Я щас…

– Слезь с нее! – заорал главарь. – Я сказал! Все!

Холмогоров перестал биться на полу и обессиленно уронил голову. Бандиты, повинуясь кивку своего главаря, поднялись, отпуская его. Они еще поглядывали на полуобнаженную девушку, которая отползала с всхлипываниями в угол и пыталась натянуть на себя остатки одежды, но похоти в их глазах было уже меньше.

Пашка подошел и сильно толкнул предпринимателя ногой в плечо. Холмогоров свалился на спину, ударившись затылком о пол.

– Ладно, Валера, считай, что я тебя пожалел. В последний раз. Если ты не совсем дурак, то раскинь мозгами на досуге. Уезжай и забудь об этих местах. Вернешься – все будет, как я сказал. И панель, и зона, и нары! Уясни себе, что тут своя власть и ты бессилен. Не понял, что мы даже лиц своих не прячем? Некого нам тут бояться. И нечего.

Пашка постоял над распростертым перед ним телом предпринимателя, потом смачно плюнул, попав своей жертве плевком прямо в лоб. Выходя следом за главарем, каждый из бандитов плевал на Холмогорова, попадая в лицо. И только когда стихли шаги на ступенях дома, когда исчез за лесом звук автомобильного мотора, предприниматель зашевелился, стер с лица плевки рубашкой и, не глядя на дочь, ушел в ванную комнату. Ушел походкой человека, которому на плечи взвалили непосильный груз, которого согнула судьба, походкой больного человека, человека с переломанными костями.

– Папа! – с плачем позвала дочь, но отец не обернулся.

…Прежде чем наведаться на строительную площадку на берегу, Антон минут пять пытался втолковать Огру, как тот должен себя вести. И все эти пять минут он не мог избавиться от ощущения, что у собаки взгляд ироничный, даже глумливый. Огр слушал, наклоняя голову набок, он понимающе зевал и тряс головой. Потом ему надоели нотации, он поднялся, покусал свою спину и, совсем отвернувшись, начал искаться у себя под мышкой.