Город страшной ночи. Поэма

XV

Скопление людей всегда заряд

С собой несет их чаяний и дум,

Вкруг вечно крик, и плач, и смех стоят,

Молитва каждая и всякий глум,

Немые страсти, тайные страданья —

Все в воздухе от нашего дыханья,

Волнует воздух жизни нашей шум.

Вот так не волен ни единый вдох

В себя вобрать, как если б был один,

Жизнь дорога ль тебе, иль весь иссох

От жажды смерти, – радостей, кручин,

Дел мудрых и дурных, благих и лишних

Твоих не отличить от действий ближних,

И так же держишь нити их судьбин.

Здесь воздух самый вязок и тяжел,

Хоть жителями Город не богат,

Но сколько разных ядоносных зол

Собой тлетворный воздух тяготят:

Отрава равнодушного бездумья,

Отрава несказанного безумья,

Отчаянья неизлечимый яд.

XVI

В молчании собор теней застыл,

Придя в задумчивость от этих слов:

«Жизнь можешь оборвать, коль так решил», —

Быть может, слушать далее готов,

Но тут, как молнии слепящий миг,

Прорезал тишину плачевный крик:

«Он правду говорит, увы, он прав:

За гробом новой жизни не найти.

И Бога нет. Судьбы бесстрастен нрав.

Могу ль здесь утешенье обрести?

Единожды всего судьба сама

Дала мне шанс, хотя бы и с трудом:

Блистанье величавого ума,

Любимую семью, уютный дом

И развлечения в кругу друзей,

Искусства завораживающий мир,

Природу в живописности своей —

Воображенья признанный кумир,

Восторг простой живого существа,

Беспечность детских, пылкость юных лет,

Рачение мужского естества

И старости почтенной тихий свет —

На то имеет право Человек,

Лелеет память минувших времен

И прозревает мира скрытый бег

Сквозь мириады тайных связей он.

Сей шанс мне не представился тогда,

Мне в Прошлое пустое век глядеть,

Сей шанс не повторится никогда,

Пустое ждет меня, пустое Впредь.

Единый шанс украли у меня,

Солгали, надсмеялись – и в бреду,

Дух жизни благородный прочь гоня,

Бесщадной смерти с вожделеньем жду.

Напиток моей жизни – желчный яд,

В кошмарном сне свой день я провожу,

Теряю годы – мимо те летят:

Какое вспоможенье заслужу?

Коль утешенья нет – не утешай,

Лжи не спрямить словам, так будь же нем.

Вся наша жизнь – обман, смерть – черный край:

Отчайся и умолкни насовсем».

Сей голос страстный сбоку прозвучал,

Истошный, сбивчивый до хрипоты,

И ни один ему не отвечал,

Ведь никнет слово пред лицом беды,

Пока тот, главный, не проговорил,

И полон скорби голос его был:

«О Брат мой и вы, Братья, это так,

Добра от жизни нам не ждать никак,

Мы чуем смертный холод в каждом дне.

Не знали жизни до рожденья мы

И не узнаем средь подземной тьмы.

Подумаю о том – и легче мне».

XVII