Ночи и дни напролет он лежал, уставившись в экран, с пультом управления под рукой и жрал. Жрал непрерывно, без остановки и без удовольствия. Не важно что — горячее или холодное, вкусное или невкусное, сырое или вареное, твердое, жидкое, живое, тухлое, тошнотворное. Главное — машинальное движение вилки или ложки ко рту, работа челюстей, загрузка желудка. Главное — побольше заглатывать, чтобы, обмануть — раз уж нельзя заполнить — растущую внутри пустоту. Успокоить утробу, ставшую вместилищем ненасытных фурий. Тело диктовало свою волю, он попал в рабство к собственному пищеварительному тракту. Вскоре не стало ни дня, ни ночи, ни времен года. Неумолимая зависимость сплавила годовые циклы и задала собственное чередование мимолетной сытости и перманентного голода, настигавшего даже во сне, даже в тот момент, когда он его утолял. Голод мучил его даже за едой.
Первый год он прожил спокойно, второй — безучастно, третий — трудно. С четвертого года память стала давать сбои, разум — слабеть. Паркер продолжал набирать вес. Боясь задохнуться в редкие часы сна, он спал сидя. Все тяжелее было выносить одиночество. Массивные дозы антидепрессантов, которыми он пытался с ним бороться, разрушали нервную систему. Паркера мучили кошмары, снились то какой-то дрожащий органический студень, то гипнотические рекламные слоганы, то стервятники, тянущие из него жилы. Он блуждал в пустынных зонах, где, сходя с ума от голода, в конце концов пожирал самого себя. Однажды ночью ему приснилось, что вся съеденная убоина ожила у него в животе и затеяла драку. Он проснулся в холодном поту, со сжатыми кулаками, живот болел от ударов, которые он нанес себе сам, отбиваясь от вымышленных чудовищ.