Город туманов 3

Гера задумчиво пробежала взглядом облупленные скульптуры "Веры" и "Надежды", симметрично расположенные над входом. Во времена войны, вошедшей в историю как переворот, многие люди искали убежища в подобных местах, искренне веруя, что стены храмов и церквей могли их защитить. Стоило ли говорить, что под завалами, которые находились за безопасной чертой города, по сей день лежали останки тех, которых не спасла от чародеев ни вера, ни сам Бог.

– Стоять! – Литвинов прихватил ничего не подозревавшую чародейку за край плаща и потянул, как за поводок.

Мда… Ненадолго же хватило доброй песенки Литвинова! Героем-то он был, конечно, но совместительству и жутким хамом!

– Опять руки распускаешь? – глянув через плечо, вкрадчиво справилась Гера. Пожалев свой плащ, она не стала вырываться, но невидимая рука исключительно ради выравнивания баланса вырвала у майора сигарету прямо изо рта.

Убийственный взгляд с обещанием отомстить за сигарету опалил чародейке затылок, но Литвинов сдержал порыв праведного гнева, хотя и не выпустил ее плащ.

– Без ху*ни! – процедил он почти чародейке на ухо.

– Олег! – муркнула Гера, подмигнув Антону, чей праведный гнев в связи с распусканием рук майора омрачал ясную голубизну его глаз. – Ну какая…

– Без ху*ни! – перебив ее, грозно повторил Литвинов. – Никаких упоминаний членов, – принялся перечислять он, – красивых помад или блесток, – с особой мужской интонацией подчеркнул майор. – Просто молча делаешь свою работу. Ясно?

– И какую же это работу, не подскажешь? – язвительно уточнила Гера.

– Незаметную чародейскую! – с расстановкой произнес Литвинов и выпустил ее плащ.

По-мужски сдержав слезы над сгинувшей в тумане сигаретой, майор взмахнул пальто и, обогнув Геру, храбро дернул дверь церкви.

По большому счету он был прав, но чародейка, имевшая свою историю, связанную с религией, просто не могла обещать майору, что будет паинькой.

2.3

Туман будто на зло Литвинову прилип к Вельме и следом за ней проскользнул в церковь. Времена, когда она носила обычную шляпу вместо вызывающей остроконечной, а Усов в силу смазливости еще даже до ее прихода в отдел принимался за чародея, канули в лета, и монашки с перекошенными лицами спешно начали креститься, шарахаясь от Вельмы в разные стороны.

– Шалом! – с очаровательной улыбкой поприветствовала их чародейка, приподняв при этом шляпу.

Она сто пудов знала, что вместо шляпы у нее на голове должен был быть платок, а вместо черных джинсов с металлическими заклепками по бокам – юбка, но именно их отсутствие и прибавляло чародейке особенного настроения, принятого наивным Усовым за хорошее.

А как же иначе? Чародейка же провела ночь с ним! Как же после его пенисных тыков туда-сюда она могла быть в ином настроении?

Однако Литвинов, дитя проницательности и глубокого цинизма, стянул губы в тонкую линию и разогнал желваки, ведь старший лейтенант откровенно был дураком, которому, вероятно, уже после сорока светила Виагра: у его любимой Вельмы было не хорошее настроение, а наоборот – прилично дурное. И, на его месте, Литвинов бы не фантазировал о второй ночи с чародейкой, а держал бы кулачки за то, чтобы то самое прилично дурное настроение не поспособствовало по прибытию их в участок очень хорошей порции вазелина с обязательным жестким массажем анального отверстия а-ля от Звягинцева, сто пудов державшего руку на пульсе текущего расследования.

"Сраная, бл*дь, шляпа!" – выругался про себя Литвинов, кинув убийственный взгляд на тот самый предмет гардероба Вельмы, мало того, что дерзко выступавший меткой дьявола в святых стенах церкви, так еще и при крошечном участии Усова подаренной лично им. – "Убери ее на х*й!" – в приказном тоне мысленно передал майор чародейке, явно решившей нажить себе неприятностей.

Впрочем, майор сам был виноват, ведь говоря чародейке "Без х*йни!", он как-то выпустил из вида шляпу, да и вообще внешний вид Вельмы целиком.

Чародейка между тем оглянулась и, пакостно сверкнув глазами, коснулась пальцем кончика носа. Игриво так! Чуть еще усмехнувшись, чтобы побольше позлить Литвинова, но шляпа, тем не менее, начала преобразовываться в миленький платочек. Убогий, правда, но для церкви в самый раз.

Внутреннее убранство Чесменской церкви, как и в принципе любой другой отличалось строгостью и простотой. Майор передернул плечами, обводя взглядом местную публику. Он носил крестик столько, сколько себя помнил, меняя в течение лет только цепочку, но назвать при этом себя верующим, или таким уж знатоком религиозных тонкостей Литвинов не мог.

Покойная бабушка, собственно, и подарившая ему крестик, учила его всякому, но в силу юности все ее учения, влетавшие в одно ухо, тут же вылетали через другое. Ну, а после переворота, во время которого Литвинов всякого ужаса повидал, так и вообще все полюса веры сместились на столько, на сколько это вообще было возможно. И, если бы он не сросся с крестиком, причем так, что вообще забыл о нем, то Литвинов давно бы перестал его носить.

"Та п*здец!" – вспыхнул Литвинов, заметив, что один из прихожан снимал преображение Вельмы в пай девочку на телефон.