Город у моря

Несмотря на конец мая, здесь было на редкость сумрачно и прохладно. Влажный морской ветер подымал рябь в лужах, блестевших на площади. Низенькие, с побеленными стволами акации гнулись от ветра, а по небу, едва не цепляясь за вокзальную крышу, плыли тучи – мрачные, черные, набухшие дождем.

Вспомнился очень ясно в эти минуты первого знакомства с новым городом оставленный нами где-то далеко позади, на краю страны, наш родной пограничный городок: скалистый, поросший зеленью, залитый солнцем, овеваемый карпатскими ветрами. Вспомнились последние сборы, станционный перрон, митинг на станции и напутственные слова нашего комсомольского секретаря Никиты Коломейца: «Перед вами расстилаются широкие дали светлого грядущего. Будьте и впредь на этих новых дорогах жизни верными помощниками партии!»

Слова Никиты оборвал голосистый паровозный гудок. Все фабзавучники высунулись из окон вагонов и, протискиваясь между другими пассажирами, запели любимую песню.

Когда мы выйдем на кордон,
Пускай дрожат паны:
Мы – ЧОН!
Всемирный Октябрь
Придет, придет!..

Как прозрачно было весеннее небо в те минуты, когда проплыли перед нами знакомые строения вокзала, как солнечно все было вокруг!.. И вот тебе – нас сразу швырнуло в глубокую осень. И это еще юг называется?

…Отряхивая с донца картуза капельки воды и подбежав к нам, извозчик Володька крикнул:

– Ну что, молодые, поехали? Карета графа Бенгальского к вашим услугам! – И он ударил ладонью по лакированным поручням линейки.

Уговору насчет извозчика в поезде не было. Мы переглядывались.

Наш казначей Маремуха, озадаченно посапывая, держал руку в том кармане штанов, где у него хранились общественные деньги. Бобырь готов был ехать, не раздумывая, и с удовольствием поглядывал на линейку. Таких линеек в нашем городе не было – одни старомодные фаэтоны-балагулы.

Тиктор стоял поодаль, у стены, держа в руке тяжелый сундучок. Прищурив глаза, он разглядывал лежащую перед ним площадь, делая вид, что предложение извозчика его не касается.

Маремуха несмело спросил у меня:

– Так что ж, Василь, поедем?

– А может, пешком пройдемся? – сказал я.

– Куда пешком? – возмутился Бобырь. – Далеко!

– Давай поедем, – согласился я. – Интересно только, сколько он возьмет. Спроси-ка, Маремуха.

– Какая такса? – осведомился Петро.

– Божеская! – буркнул извозчик, и взбегая на крыльцо, взял у Петра его корзину с чайником из белой жести. – Садитесь, садитесь, голубчики! Не обижу. Это все ваше хозяйство? – И он показал на остальные вещи.

– Нет, постойте, мы так не поедем! – остановил я извозчика. – Скажите сколько, а потом сядем. – И тут же подумал про себя: «Знаем мы эти штучки! Теперь ласковый, сулит не обидеть, а там заломит – держись!»

– Вас четверо? – спросил, оглядываясь, извозчик. – Куда ехать: до курорта или на Кобазову гору?

– До центра, – сказал я твердо. – Вот за четверых сколько?

– Меня не считайте, я не поеду! – крикнул Тиктор.

– Почему? – спросил Маремуха.

– Извозчик – буржуйская роскошь. Сперва надо жилье отыскать, а потом на извозчиках кататься, – отрезал Тиктор. И, помахивая сундучком, он медленно сошел по ступенькам на площадь.

– Подожди, Яшка, так давай… – хотел было остановить Тиктора Маремуха.

Но я цыкнул:

– Пускай идет… Начинаются старые фокусы!

– Бедовый парень, – обиженно сказал извозчик, покачивая головой. – «Буржуйская роскошь» – смотри ты! Да я буржуев за миллионы не повезу. Я сам партизанскую карточку имею…

– Ну, так сколько до центра? – перебил я.

– Что же, по полтиннику с брата.

– Много, – сказал я. – Поторгуйся, Петро!

– А по скольку дадите? – испугался извозчик.

Петька бухнул:

– По двадцать копеек!

– Ну, добре, – согласился извозчик. – Поедем ради почина!

Первой он положил на линейку Петькину корзинку с чайником и хотел было класть мой фанерный чемодан, но тут я предложил хлопцам:

– Куда же мы поедем с вещами? Давайте лучше оставим вещи на хранение. И руки вольные у нас будут.

– А не покрадут? – спросил Маремуха.

– Чудак, кто покрадет! Хранение ведь государственное! – успокоил я нашего казначея.

Одну, общую, квитанцию на вещи мы вручили ему же, и Петро, напуганный рассказом о том, как меня обокрали в Харькове, с опаской косясь на смуглого извозчика, спрятал эту драгоценную бумажку в карман толстовки. Мы расселись. Линейка весело затарахтела по камням.

С обеих сторон вдоль мостовой тянулись выложенные камнями канавки, залитые желтой водой. Низенькие белые домики, крытые то красной, то серой черепицей, стояли в глубине чистеньких двориков, усыпанных песком и мелкими ракушками.

Кое-где сквозь жерди заборов виднелись виноградники, молодые вишни, черешни, абрикосы; вспыхивали засаженные огненной настурцией и пионами клумбы.

Мы жадно разглядывали первую улицу города, в котором нам предстояло жить и работать.

На одном из угловых домов я прочел табличку: «Проспект Тринадцати Коммунаров», и надпись снова напомнила мне наш пограничный город, ЧОН и дорогое слово «коммунар».

– Давно дожди? – спросил у возницы Петро.