Иногда его сопровождал эпитом Библиотекаря, иногда он бродил самостоятельно, причем без какого-либо чувства заброшенности или одиночества. Словно вновь наступило детство, новое детство – и оно длилось долгое-предолгое время. Он многое узнал о Кальпе и о секретах – простейших, впрочем, – обитателей верхних ярусов города. О математике, например, – хотя ее нельзя было назвать его сильной стороной: все ограничивалось знаниями, достаточными для содержания базарной лавки. Так преподавали всем членам племени.
С другой стороны,
Джебрасси проник сквозь образовавшуюся щель, ожидая увидеть нечто чудесное, – и не разочаровался. Он поднимал, и поднимал, и поднимал взгляд – а перед глазами шли сплошные книжные полки, сходившиеся где-то далеко вверху. Он шагнул к парапету, облокотился и глянул вниз – то же самое, насколько хватает глаз. Все полки уставлены плотно сбитыми книгами – не сосчитать. Переплеты подобраны отнюдь не случайно: они лучились разноцветием, требовали, чтобы их взяли в руки. Почему-то стало ясно, что темные, нейтральные обложки говорят о том, что книгу не читали; бледный цвет – трогали пару раз; а окрас яркий, в особенности голубого и алого оттенков, свидетельствовал о высокой степени интереса. Более того, эти цвета привлекали к себе внимание множества фигурок, подвижных и изящных, но очень далеких от людей племени. Скорее, они напоминали уже знакомых ему ангелинов, однако более плотных и целеустремленных. Фигурки оживленно сновали вверх и вниз по спиральным лестницам, осматривая полки на всех уровнях.
– Это, наверное, и есть Вавилон, – пробормотал Джебрасси, – упакованный в
Фигурки время от времени оказывались рядом – бегали по парапету мимо Джебрасси, по большей части не обращая на него внимания. Кожа их была гладкая и вечно юная, физиономии либо торжественные, либо лукавые и смышленые. Кое-кто бросал на него доброжелательные взгляды, но в полном безмолвии. Здесь все изъяснялись жестами, стремительным калейдоскопом хитро сплетенных пальцев, неуловимыми изменениями выражений лица, если нужно было что-то сообщить друг дружке.
Внутри Вавилона царила тишина, но если кто-то отыскивал полезный текст, то по всем неизмеримым пространствам галерей, террас и радиальных стен с книжными полками, уходившими в бесконечность, проносился вихрь радости – звучали песни, восторженные вопли, фигурки сбегались на празднество. Платформы превращались в арены, а удачливые искатели – члены той команды, которая совершила открытие, – гордо стояли в окружении толпы почитателей.
Доступный для понимания текст торжественно зачитывался вслух, а переплет книги получал соответствующую цветовую кодировку. Томик заносили в каталог, присваивали ему номер, который пару минут висел в воздухе плавно колыхавшейся лентой, а затем его волшебным образом сворачивали в бумажный шестиугольник и почтительно вручали некой личности, с ног до головы закутанной в темный плащ, – и она скрывалась в гуще ярких, веселых фигурок.
На этом песни смолкали, площадь пустела, вновь превращалась в более узкую платформу, спиральные лестницы разъезжались в стороны, перестыковывались…
И все возвращалось на круги своя.
Джебрасси усвоил для себя следующее: жизнь в Вавилоне означает вечную завороженность медленной, размеренной драмой поиска. Руки чесались взяться за такую работу, бродить вместе со счастливыми фигурками в коротеньких туниках, затеряться в благословенной анонимности величайшего поиска в величайшей библиотеке…
В библиотеке, вмещавшей в себя все возможные истории. Все повествования. И всю бессмыслицу.
Вавилонский Столп – название столь же древнее, как и жизнь, бравшая истоки в эпоху Яркости, когда были собраны все языки. Место неразберихи, поиска и очень, очень редко – просвещающего откровения.
Джебрасси рискнул было остановить одного из искателей, неловко пропев свой вопрос:
Порой он останавливался и пробовал извлечь какой-нибудь томик, пролистывал тысячи страниц, пытался читать – и обнаруживал лишь строчки случайного, непостижимого текста. Это его не обескураживало, нисколечко. Впереди всегда поджидает новый томик. Он ставил книгу на место и шел дальше. Славная, умиротворяющая работа, осмысленный труд…
Впрочем, это существование предназначено не для него.
Джебрасси сообразил, что не помнит дорогу назад, что не сможет найти Великие Врата – которые, к тому же, вполне успели закрыться в его отсутствие, – но почему-то не обеспокоился.