Город в конце времен

– Тебе приснился кошмар, вот и все, – заявил Джереми. – И ты меня разбудил.

– Я тебя разбудил? А кто пихался гипсовой ногой? – Райан бросил взгляд через плечо. – Джереми, будь человеком. Дорога и без того изматывает. А уж сейчас-то…

От этих слов стало невыносимо больно.

– Но я же слушаю!

– Понимаешь, времени у нас осталось не так много, вот я и подумал… объяснить, что значит иметь сына… поделиться отцовской, с позволения сказать, мудростью…

Джереми не понял, накатил ли на отца приступ жалости к себе, или он просто «выкашлянул» неудачную шутку. (Райан всегда говорил, что неудачные шутки «выкашливают», а не рассказывают. Будто кусок пищи или мокрота попали в трахею: «Если начал шутку и от нее вдруг першит в горле, не вздумай выкашливать! Или шутка неправильная, или зрители не те»).

– Делись, – буркнул Джереми, готовясь страдать в относительной тишине, потому что Райан и вправду умирал. В этом Джереми был уверен, хотя, конечно же, никто не говорил об этом открыто.

– Ладно. – Райан задумался на пару секунд, хмуря брови. – Короче, эти скафандры держат тебя живым в гиблом месте, где нет правил. Но эти люди с маленькими ушками – я и мои друзья – направлялись именно туда, прямо в эту жуткую страну, а начальники — такие высокие ребята – нас одевали. Сами они туда идти не хотели. Может, им нельзя. Может, на это способны только мы, маленькие. Странная история, правда?

– Упасть и не встать, – кивнул Джереми. – Мне такое никогда не снится.

– Меняется жизнь, меняются и сновидения. Когда-то и я видел только нормальные сны… Слушай, а тебе что снится?

– Жабы. – Джереми самостоятельно придумал довольно смешную шутку про то, как жабы решили пересечь шоссе – захотелось рассказать ее отцу, но потом это желание пропало. – Хочу увидеть сон про маму.

– Да…

Некоторое время Райан вел машину, не говоря ни слова.

«Мой отец был толстым. Очень хотел стать комиком», – сказал Джек в клинике Мириам Санглосс.

У отца были редкие рыжие волосы, красное круглое лицо и комплекция докера – крупные мускулы, крупные кости, веснушчатая кожа, над которой так смеялась мама в тот памятный день, когда рисовала на отце цветы и татуировку под монстра для уличного парада в Уокегане. В ту пору она снималась в каком-то фильме – настоящая, оплачиваемая работа, – и они даже задержались на пару недель после окончания съемок, выступали в местном театре… Ну и, конечно, еще был парад, настоящее веселье.

Джереми было двенадцать. На пальцах он подсчитал число дней, которые прошли от парада до ее смерти. Четыре.

«Додж» доставил Райана и Джереми через всю Монтану и Айдахо в Орегон. По дороге остановились в Юджине, где Райан дал несколько представлений в крошечном цирке, чей владелец некогда ухаживал за мамой. Целую ночь они с отцом пили и рыдали друг у друга на плече… «С чего бы это?» – озадачился Джереми.

Из Юджина отправились в Спокан и сейчас пересекали восточную пустыню. Их последняя поездка.

– Все теряют матерей, – сказал Райан. – Это происходит с начала времен. Память – мать каждого из нас, Джереми.

А сейчас – NUNC — он сидит на белом стуле.

– Все имеет значение; нет ничего самодостаточного. Назови себя Джек, потому что это безопасное имя. Стольких зовут Джек – можно запросто спрятаться. Это сильное имя, универсальное.

Странно вот что (в его жизни и без того предостаточно странных вещей): сидя в этой комнате, он вполне готов был поверить, что поездка с отцом действительно была его первым воспоминанием, первым опытом жизни. Произошедшее до того – смерть матери, начало путешествия, сломанная нога – напоминало звук умирающего города за высокими стенами: присутствует, но не убедительно.

– Имеется некий номер, его присваивают томам, расположенным на несуществующей полке во времени, далеко-далеко отстоящем от нас, ждущим своего согласования. Ждущим, пока не будет сделан выбор. Откуда ты пришел в действительности, Джереми? Кто твоя настоящая мать? Почему она тебя разыскивает?

Джинни закрыла глаза. Вернулась в Милуоки, затем вновь очутилась в Филадельфии. Вместе с родителями.

Они редко задерживались в одном месте дольше, чем на месяц-другой. Во время переезда все устраивали так, чтобы не оставить никакого впечатления – чтобы никто их не запомнил. В принципе, семья могла бы вернуться в тот же город через несколько лет, и даже поселиться в прежнем доме – все равно их бы встретили как полных незнакомцев. Впрочем, этим они не занимались.

– Мы не оставляем за собой следов, – говаривала мать, когда Джинни была еще ребенком.