Город в конце времен

– Ты ведь об этом спрашиваешь. О моем другом первом воспоминании. Помню себя маленьким. А вот тут, сейчас, я не помню себя во младенчестве. Здесь я менее реален, чем в снах… Это неправильно. Идиотизм. Поверь мне на слово, это трижды идиотизм.

Джереми оглянулся по сторонам, внезапно перепугавшись – стало страшнее, чем в завязанном мешке на дне мини-фургона, чем на трансформированной улице, когда он, мокрый и покрытый синяками, лежал возле сточной канавы, уронив в нее руку…

– Это тебя называют Мнемозиной?

По комнате пронесся вихрь – холодный, но вполне дружелюбный, дергающий его за рубашку, за штанины… Игривый. Печальный. Джереми моргнул, поерзал на стуле, затем решил просто сидеть и слушать. Негромкий шелест пришел снаружи, напоминая скорее звук ссыпаемого песка, чем шорох ветра – и больше ничего. Падающий песок или бесконечный набег крошечных волн на пляж. В комнате стемнело. Никакого рассвета за окном. Джереми – нет, он вновь стал Джеком – понятия не имел, сколько прошло времени.

Он кинул взгляд через плечо.

– Эй?

Окно напоминало яму – даже рамы не видно, еле различима стена. Заметно похолодало.

– Все, что мне известно – ложь, – улыбнулся Джек, складывая руки на груди. – Понял. Я готов.

Он не мог просто так встать и покинуть комнату. Это означало бы, что он трус, что не способен пройти дурацкий тест, который все равно ничего не значил…

Часами спустя:

– Я отпрыгиваю от плохих ситуаций. Любой бы так поступил, кабы умел.

– Кого ты защищаешь – и кого ты оставляешь позади? Куда ты идешь, когда прыгаешь, – в свое другое «я»? Сколько всего тебя существует?

Джека пробил пот.

– Не знаю.

Он обтер лоб, затем щеки. Кто-то, откуда-то шепчет какие-то слова через дырку или крошечный динамик. Хватит заниматься чепухой. Он хотел бы избавиться от иллюзии, что умеет прыгать (эта мысль всегда казалась безумной), – хотел бы отказаться от воспоминаний о темном, рассыпающемся мире и о том, что лежит за мембраной (откажемся от всего, нет проблем!) – позабыть про Главка и толстуху с ее осами (вот это пожалуйста, он не против)… Забыть про мерзлый, заикающийся город за стенами этого склада, про дам из литературного кружка, даже про Эллен, доктора Санглосс и Бидвелла. Он готов их всех выбросить из головы – ну, разве что кроме Джинни. Только пусть больше не задают этих вопросов, потому что он искал на них ответы годами. Сколько собственных ипостасей он предал, лишь бы избежать их боль, перепрыгивая на более счастливые, безопасные пряди?

– Я не могу быть всеми нами одновременно. – Джек попытался рассмеяться. – У меня голова лопнет!

Может, он попросту не то вспоминает? Может, он вообще не выбирался из мини-фургона? Что, если все это время заполнено ложью, иллюзией? Главк его мучает – они держат его взаперти, разматывая фатумы с осиными крыльями, – вот почему, скажем, доносится шелест… эта узкая комната окружена осами, их так много, что даже свет не пробивается в окно… Кто знает?

Джек попробовал засмеяться, но вышел звук, напоминающий хруст плотной бумаги.

Впрочем, если допустить, что Главк реален, то Джереми Ромер – Джек Ромер – особенный, обладает особым талантом, видит особые сны. Главк ничуть не более убедительное объяснение происходящему, чем, допустим, Бидвелл или пресловутая Мнемозина, или кто там еще. Может, они вообще одно и то же. Безумие не нуждается в логике или правилах.

Возьмем, к примеру, ярмарочный фестиваль. Его там не помнили – даже Джо-Джим поначалу не узнал Джека. Тупой взгляд – затем щелчок воспоминания.

– Ты меня согласовала, я так понимаю?

Сейчас с Джека градом катился пот.

– Когда я был создан? На самом деле?

– Твое самое первое воспоминание?

Портовый район, краны-гиганты, последний свет дня падает жженым золотом между серыми коробками складов – не особо отличающихся от склада Бидвелла, хоть и не такие старые. Он видит вздувшееся полотно асфальта, с заплатами из гравия и бетона, с резкими мазками – свет, тень… свет, тень… щекам то тепло, то холодно, – он едет на велосипеде. И все же… в его кармане, рядом с камнем…

Джек вытащил головоломку-оригами, позволил пальцам самостоятельно ощупать края, заглянуть в морщинистую чашечку, вытащить язычок, который не замечал раньше.

Бродячий камень появился первым – давным-давно. Камень связал прошлое и будущее, вызвал своего пастыря, его абонентский номер – тот самый номер, о котором спрашивал Главк, – записанный, наверное, где-то с изнанки этой головоломки, которую он еще не научился открывать.

Джек был всего лишь книгой на библиотечной полке.

– Я с ним вместе – во снах. С Библиотекарем. У него мой номер по каталогу – все номера ко всем томам в библиотеке, которая протянулась в бесконечность. Это он начал, его рук дело… Он – автор моего бытия. Неудивительно…

Джек развернул оригами – аккуратно, не разорвав бумагу.

Лишь одна проблема.