Ей вовсе не хотелось подстегивать события. Она знала, что цель близка, однако с этим чувством где-то глубоко шевельнулся и гнев: злость не на перспективу потерпеть неудачу, а напротив – на тот факт, что ей удалось в одиночку пройти так далеко, добиться некоторого успеха, но отнюдь не за счет самостоятельно принимаемых решений. Ведь она
От решений, которые никогда и не были ее собственными.
Возможно, это происходило оттого, что ей нельзя доверять. Она постоянно сворачивает не туда. Постоянно лезет на дорогу, ведущую к катастрофе.
И все же она прошла очень далеко, опередила всех остальных.
Туннель разветвлялся во многие стороны, а она всегда двигалась влево –
Она всегда была нескладной – вечно поворачивала
Джинни выползла из туннеля и присела на корточки в серой мгле, прислушиваясь к пещерной тишине.
Ничего. Ни выволочки, ни восторженных аплодисментов.
Полнейшее одиночество в месте, которое никто не назовет родным домом.
– Я так устала, – пожаловалась Джинни. – Надоело мне быть управляемым снарядом.
Она нащупала камень сквозь материю, вытащила наружу и осмотрела в слабом свете. Он почти не тянул – его можно было свободно крутить в пальцах, ощупывать гладкие, прохладные выпуклости и борозды.
Волчий глаз потускнел.
– Если тебе надоест со мной возиться, я здесь застряну навсегда, я правильно понимаю? – спросила она, поднимаясь на ноги. Защитный пузырь настолько стянулся вокруг нее, что напоминал скорее слой краски на коже. Игра близилась к развязке. Возможно, еще имеются некие неизрасходованные запасы энергии – Бидвелл, наверное, разобрался бы. Однако сейчас вся Вселенная, даже в мертвых и разломанных частях, пребывающих во власти Тифона, закрывала все счета, однако не спешила подвести последний баланс… потому как есть кому его обнулить.
На онемевших ногах Джинни медленно направилась к туманному мерцанию впереди, не обращая внимания на груды каких-то странных вещей, наваленных кругом, – нет сил следить за обстановкой, проявлять любознательность.
Одна-одинешенька. Вот и славно. Она сделает последний неверный поворот без свидетелей, цокающих языком от неудовольствия. Выйдем из лабиринта, прямиком в…
Длинная стена дымчатого стекла уходила в обе стороны, теряясь из виду. Сквозь полупрозрачную толщу проглядываются десятки, сотни… – нет,
– Это уже слишком, – выдохнула она и прижалась к стене поплотнее, насколько позволял пузырь, силясь рассмотреть их поподробнее. Голубые молнии сорвались с ее щек, подбородка, кончиков пальцев и ударили в ближайшее тело, закатанное в дымчатый, затвердевший студень.
Знакомое лицо. Глаза пусты, сидят глубоко в орбитах вялой, потерявшей надежды физиономии, чье выражение нельзя объяснить ни болью, ни отчаяньем – так, полнейшая безучастность. Ни дать ни взять, она сама – собственной персоной, – только отраженная в ужасном зеркале.
– Это и есть мое второе «я»? – прошептала девушка. – Это Тиадба? Она угодила в какую-то ловушку, застряла… как и вот эта половинка…
Впрочем, чем больше припоминала Джинни свои сны, тем яснее становилось, что это вовсе не Тиадба. Нет… тут ее собственная версия. Да, кстати…
Тело что-то держало в руке. Вернее, это «что-то» как бы висело над ладонью, не касаясь пальцев, словно руку разжали в момент отчаянья или полной капитуляции за миг до того, как наступила перманентная консервация.
– Ты повернула не туда, устала, сдалась… – сказала Джинни своему альтер эго, начиная испытывать нечто вроде привязанности и тепла – не просто к злосчастной фигурке, но и к ее судьбе. Как, должно быть, приятно висеть вот так, бездумно и оцепенело. Никаких тебе переживаний. Никаких идиотских решений. Нежная, комфортабельная концовка. Ничуть не ожидала она встретить вот такое в Хаосе, на подступах к Фальш-Городу.
Вовсе не безжалостность, скорее нечто просто нейтральное – бессодержательное.
Ленты голубого света срывались с ее пальцев и лица, лаская энергией. Немножко щекотно. Ничего, к этому вполне можно привыкнуть. Приятное, дружеское щекотание. Она оказалась рядом с семьей своих альтернативных «я», рядом с теми, кто потерпел неудачу, и затем… их простили.
Она добралась сюда, чтобы познакомиться, слиться…
В этом месте, своеобразно отделенном от жестокости остальной части Хаоса, читался какой-то стиль. Своего рода жалость.
Джинни узнала печаль, нежность в сочетании с мощью и чуждостью. Именно это она чувствовала, натолкнувшись на вихрящуюся бурю в лесу: великий, отчаявшийся, рыскающий треугольник поиска.