Город в осенних звездах

К тому времени, когда шпили и башни Праги показались уже в поле зрения, я привел лихорадочные свои мысли в какое-то подобие порядка и постановил себе твердо: даже в том случае, если я опять упущу Либуссу, я все равно задержусь здесь на какое-то время, передохну и потом только неспешно отправлюсь в Майренбург.

В Праге,-так напоминающей Майренбург красотой и запутанностью улиц,-я сразу направился к дому барона Карсовина, сородича моего и друга по лучшим еще временам. То был красивый, замечательно организованный дом, отстроенный в стиле барокко и расположенный неподалеку от парка святого Крилла. Предвкушая приятную встречу, я ехал по улицам в самом прекрасном расположении духа. День выдался ясным. Свет солнца переливался на сверкающих крышах, блестками рассыпался по пляшущим водам реки, башенкам и мостам. В Праге,-исконном пристанище всех наук,-причудливо соединились мирный дух сонного городка и блистательная история интеллектуального и морального поиска. Одетый в новый, с иголочки, костюм в черно-белых тонах (по последней английской моде,-я заказал его в Вене), я прошел через парк и постучал наконец в поражающую великолепием своим дверь дома старинного моего друга. Не видя в том никакой опасности, я назвался своим настоящим именем, и уже через пару мгновений Карсовин сам вышел меня поприветствовать.

Когда я увидел его, у меня словно камень с души свалился. Этот милый развратник тут же схватил меня за руку и, лучезарно мне улыбаясь, справился о полдюжине парижских куртизанок. Некоторых я знавал лично, и мне доподлинно было известно, что ни одной из них не коснулась грозная длань Революции. Карсовин нес груз своих лет еще даже с большим изяществом, чем прежде. (Он был старше меня лет на двадцать.) Непретенциозный парик, весьма сдержанные украшения,-в одеянии его, как всегда элегантном, упор теперь делался больше на кружева, чем на кричащую набивку, и сидело оно посвободнее, что очень барону шло и больше приличествовало его фигуре.

В общем, Карсовин напустил на себя важный вид респектабельного дипломата. Голос его стал тише, манеры-гораздо скромнее. Такой серьезный в своих строгих темно зеленых одеждах,-только камзол его демонстрировал некоторое внимание к моде,-барон провел меня по коридорам, обставленным с безукоризненным вкусом, в маленькую столовую, где он как раз собирался позавтракать. Я спросил, не приносили ли ему часом писем, адресованных мне. Ни одного, сказал он. Я справился об отце и о матушке. Оба в Беке, живы-здоровы, ответил Карсовин и в свою очередь справился о моем старшем брате, с которым в свое время дрался на одной глупой дуэли, когда Ульрих распалился, почтя оскорбленной какую-то шлюху. (Кончилось тем, что они оба дали по выстрелу в воздух и расстались вполне дружелюбно.) Ульрих, сказал я, здоров, даже слишком здоров, если учесть все последние обстоятельства, и вскоре намерен поехать на отдых в горы, в имение Лобковича. Смуглое лицо Карсовина с тяжеловесными выразительными чертами, изобличавшее когда-то гуляку и мота, теперь выражало лишь сосредоточенность, подобающую какому-нибудь важному государственному мужу. Я спросил, продолжает ли он волочиться за пражскими дамами, поскольку приехал он в город этот в первую очередь привлеченный рассказами о красоте здешних женщин.

В ответ барон улыбнулся,-кисло и безо всякого энтузиазма, -улыбкой исправившегося повесы. Он собрался жениться. На молоденькой моравийской княжне. И имея такое намерение (при этом борон вскользь заметил, что приданое за невестой весьма и весьма приличное), он, как говорится, больше не водится со скандалом, хотя до сих пор еще два раза в год аккуратно наезжает в Майренбург, чьи мирские монастыри пользуются заслуженной громкой славой.

- Видишь ли, дружище, я спустил почти все свое состояние, унаследованное мною от батюшки, и теперь должен за это расплачиваться, если уж я намерен поправить свои дела и обзавестись наследником или даже двумя. Больше того, я чертовски устал от всех этих девок,-будь они хоть самоуверенными вертихвостками, хоть почтенными благочестивыми дамами,-и я стольких познал en masse, что могу теперь ублажить себя и попытаться узнать как следует какую-нибудь одну! Надеюсь, что любопытство, хотя бы, поддержит мой угасающий интерес, когда буйство страсти иссякнет, а младенцы начнут вопить по всему дому!