Город в осенних звездах

— Предок фон Бека знал обо всем, что между ними произошло. — Тут Клостергейм заметил, что я не сплю. — И вы, фон Бек, тоже, клянусь! Все вы любимчики Дьявола, все!

— С Дьяволом я знаком только по великолепному описанию в Le Diable boiteux Ла Сажа, сударь. Но тот, насколько я понимаю, был далеко не таким благоприличным господином, как ваш бывший хозяин. Зато обладал более острым умом.

— Господин мой был мудрейшим и прекраснейшим из созданий. — Сие громкое заявление, прозвучавшее так прозаично и в то же время так искренне, заставило меня призадуматься.

Похоже, в холодной застывшей душе Клостергейма сохранились еще искорки жизни. Подобно тому, как сам Люцифер бросил вызов Богу, Клостергейм тоже восстал против единственного существа на свете, которое он действительно любил. И теперь наказание ему — отвергать до скончания вечности своего господина, которого однажды он предал. И разве его положение не отражало, как в зеркале, мое собственное, за тем лишь исключением, что я предал идею и через идею себя самого?

Меня весьма беспокоил данный вопрос, но подумать над ним у меня не достало ни мужества, ни, может быть, мудрости. Рука Либуссы легла мне на лоб, но слова ее обращены были к Клостергейму:

— Иоганнес, разговор сей туманен и в нем мало проку.

От прикосновения теплой ее руки кровь прилила к голове моей исступленным потоком, и я больше не мог уже думать. Вообще ни о чем.

Я чувствовал: наша страсть уже скоро должна будет осуществиться. Она просто не может терзать меня еще дольше.

— Усните, — сказала она. И я вновь впал в томный транс. Нам судьбой предназначено быть любовниками… нам предопределено Единение, вечная гармония… хотим мы того или нет…

В следующий раз меня разбудило прикосновение руки ее к моим губам. Из темноты доносился голос шевалье. Гондола тихонько покачивалась подо мною. — Посмотрите веред! Посмотрите! — в изумлении кричал шевалье. — Ну посмотрите же! — Все его мрачное настроение развеялось. Он едва ли не свешивался через борт гондолы, в то время как Клостергейм стоял рядом с ним, всем своим видом являя нетерпеливое раздражение. Руки его теперь были затянуты в черные перчатки, лицо сокрыто в тени широкополой шляпы, а сам он закутан в плащ. — О, фон Бек! Посмотрите, дружище!

Либусса помогла мне подняться на ноги, — меня немного шатало со сна, — и подвела меня к борту гондолы, где я встал между Клостергеймом и шевалье. Она молча указала на северо-восток, где в мареве света, изменяющего свои краски, простиралась большая долина, по дну которой несла свои воды река — широкая, спокойная. Нас несло прямо туда. Корабль наш постепенно снижался; а меня вдруг охватил странный озноб, узнавания. Я уже различал силуэты дивного города. Его черные с белым камни мерцали в свете огромных звезд, сочетающихся в неведомых мне созвездиях. То были иные звезды: жарче и старше тех, что сияют в небе ночи нашего мира. Бледные, но различимые их цвета, — алые и пурпурные, желтые и насыщенно золотые, — изливались туманным сиянием на просторы долины, на изумительный город. В городе этом, казалось, смешались все стили архитектуры. То был Майренбург разумеется, Майренбург, только как бы подчеркнутый, преувеличенный.

Майренбург, еще более прекрасный и невообразимо законченный. Совершенный. Барочные башенки из темного нефрита, древние строения с фронтонами из потертого от времени обсидиана и наружными балками из молочно-белого мрамора… безупречный негатив того Майренбурга, который я знал.

Город был тих, неподвижен, только вихрь едва различимого желтого света, вспарывая темноту, проносился то и дело над остроконечными крышами, но потом и этот свет поблек, растворившись в ночи, точно последние вспышки пламени догорающей свечи. Источником сего взвихренного света было далекое заходящее солнце. Или, может быть, несколько солнц.

— Герцогиня… — Сент-Одран вновь стал учтив и любезен. — Приношу вам свои извинения за то, что повел себя с вами невежливо, и искренне благодарю вас, ибо какие бы цели вы ни преследовали без вас мы никогда не узрели бы этот чудесный город. Как я понимаю, он подобен зеркальному отражению того Майренбурга, откуда отправились мы в путешествие, но он также есть воплощение идеи совершенного града. Будь я проклят, мадам, если он, город этот, не олицетворяет мечту, каковой грезили зодчие многих веков, каковую стремился, наверное, воплотить всякий каменщик, взявший в руки резец. — Он глубоко вдохнул воздух. Мне показалось даже, что шевалье мой готов разрыдаться.

— Город в Осенних Звездах, — скучающим тоном изрек Клостергейм.

— Где решится судьба всех нас, — добавила герцогиня.

Сент-Одран вопрошающе поглядел на нее. Она лишь кивнула. Шевалье схватился за краник клапана и осторожно его повернул, выпуская газ из купола шара.