А когда она стала касаться плоти моей губами… то там, то здесь… я был уже близок к обмороку. Она сбросила свой корсаж и кринолин, сорочку свою и белье и тоже предстала предо мной обнаженной. Я жадно разглядывал мягкий изгиб бедер ее и грудей. Я упал на колени, утопая губами в ее естестве, как она того пожелала. Когда я поднял потом глаза, слова мои были бессвязны и неуместны. В мире, который исчез теперь для меня, больше уже не осталось слов. Я — твой. Я возлюбленный твой, твоя женщина, твой мужчина. Я принадлежу тебе целиком, как никто еще никогда тебе не принадлежал. Ты лишь прикажи мне. Все, что угодно. И, клянусь, я исполню твое повеление. То были слова из моих прежних снов. Она вцепилась руками мне в волосы. Лицо ее запылало огнем, неистовым, жарким. Она застонала, — по телу ее прошла дрожь, — и опустила глаза. Значит, все, что твое — мое тоже? безмолвно спросила она. Все, ответил я ей в исступленном восторге. Она удовлетворенно вздохнула. Пора. Время пришло.
Она достигает пика своего наслаждения и дает свершиться моему.
Прошел час. Мы лежали, сплетясь телами, на огромном ложе в окружении ароматных цветов, и я рассказывал ей, как я люблю ее, какой жалкою и неполной стала жизнь моя с той поры, как Либусса- моя Либусса — отбыла в Майренбург без меня. Тело ее, нежное и податливое, казалось, поглощает и излучает настойчивый жар, но жар сухой, не увлажняющий ее плоти, словно бы то была ее нормальная температура… словно внутри существа ее пылала негасимым огнем громадная топка. Быть может, она в самом деле — прислужница Сатаны. Я был уже наполовину уверен в том, что она бессмертна.
— Мы должны отыскать Грааль. И отыскать его быстро, — сказала она. — Не для Клостергейма. Для меня. — Она перевернулась, и теперь все ее тело купалось в ослепительных лучах солнца. — Клостергейм не питает к тебе ни малейшего расположения, Манфред. Если бы это дало ему хоть какое-то преимущество, он бы убил тебя не задумываясь. Он бессовестный человек, низкий, злобный. Он преисполнен лишь жаждою власти, которая слишком долго уже оставалась неутоленной.
— Я думал, вы с ним союзники?
— Ни в коем случае. Я в долгу перед ним, вот и все.
— Он ссудил тебя деньгами?
Она улыбнулась и перевернулась на спину.
— Мы богаты, Картагена и Мендоса-Шелперики. Очень богаты. Наше богатство копилось веками. Даже те из нас, которых казнила Церковь, оставляли немалые средства для остальных.
— Стало быть, долг сей морального свойства. Откажись от него.
— Я связана с ним алхимической клятвой. То был единственный путь к тому, чтобы заполучить его знания… ту их часть, что могла пригодиться для осуществления наших целей. — Когда она говорила «мы», «наши», сердце мое ликовало. — Чтобы собрать все то, что было мне необходимо, потребовался не один год.
Владея только Граалем, я еще не добьюсь желаемого. То, что я помещу в него, — вот что решит судьбу нашу. И еще существуют особые ритуалы. Все годы учения моего ведут к тому… — В первый раз говорила она со мной откровенно, не следя осмотрительно за своими речами, что, разумеется, мне польстило, хотя едва ли я понимал смысл того, что она открывала мне. — А Клостергейм… он все это извратит, я знаю. Он призовет заклинания и свершит ритуалы, настолько несоответствующие друг другу, что сие будет грозить разрушением самой структуры материи. И все это ради бесплодных его, пустых целей. У него нет других устремлений, лишь воссоздать себя по образу и подобию Сатаны, дабы прежний его хозяин признал его наконец и принял обратно в объятия Ада.
— И ты все время об этом знала?
— Я как раз направлялась во Францию, чтобы там разыскать тебя, когда мы встретились в этой гостинице. Видишь теперь, как судьба направляет нас всех по неминуемым путям своим? Я знала и о семействе твоем, и о тебе. Но мой собственный путь был сокрыт еще от меня и открылся мне только в Праге. Слишком долго пришлось мне играть роль мужчины. Только так я могла бы достигнуть всего, что было мне необходимо. Но теперь все это можно отбросить, забыть… и я буду делать то, что должна, больше не прибегая к уловкам и не скрываясь уже под чужою личиной. — Ее словно бы охватило тихое уныние.
Глядя куда-то вверх, в дивной своей наготе купалась она в мягком солнечном свете, льющемся сквозь сплетение ароматных цветов, и продолжала свои откровения:
— Итак, мы с тобою, Грааль и тинктура моя почти готовы уже соединиться. Когда настанет Астральное Соответствие, произойдут грандиозные сдвиги, и я… ты и я… сольемся в радостном торжестве, дабы утвердить свершение наших судеб!
В моем бурном революционном прошлом мне ни раз уже доводилось слышать подобные апокалипсические предречения, хотя и без примеси мистики. Хваленый мой скептицизм теперь боролся со страстным моим устремлением поверить ей. Я с трудом овладел своим голосом.
— Это логика Робеспьера, Либусса!
Она повернулась ко мне, — зеленые глаза ее вспыхнули яростью, — и вдруг навалилась на меня всем телом.