Город в осенних звездах

Враг мой был ранен. Он шатался в седле, держась за плечо, а когда добрался наконец до своих, то упал прямо на руки подоспевшего товарища, у которого вся штанина успела уже пропитаться кровью. Громадный испанский скакун его вороной масти, оставшись без всадника, забил копытом и захрипел, выражая свое смятение. Судьба дала мне еще один шанс. Держа саблю свою наготове, я понесся что было сил по направлению к бывшим своим преследователям. Один из них преградил мне дорогу, но я поверг его наземь единственным взмахом сабли; свершив последний рывок, взлетел я в седло вороного «испанца» и развернул его снова в направлении Швейцарии и шестерых незнакомцев. Элегантные молодые люди небрежно перезаряжали мушкеты, смеясь и переговариваясь друг с другом, как будто они действительно выехали поразвлечься, — слишком беспечные для того, чтоб ожидать контрудара или хотя бы задуматься о возможности такового.

— Весьма обязан вам, джентльмены. — Я прикоснулся рукой к полям шляпы.

Один из них, — совсем еще мальчик, с раскрасневшимися щеками и волосами пшеничного цвета, — поклонился в седле.

— Всегда готовы сослужить службу гражданину Республики. — Его французский, прямо сказать, не вдохновлял, а гортанный акцент изобличал в нем германца. — Для честной битвы этим швейцарским псам не хватает мужества, верно, брат?

— Так и есть. — Меня озадачила его логика, но я был лишь признателен за такую ошибку. — Так и есть, гражданин. — Я едва сдержал приступ смеха, когда сообразил, как Монсорбье, предпочтя путешествовать инкогнито, без отличительных знаков и флагов, сам себя обманул, а меня неожиданно спас. Германцы вновь приложили мушкеты к плечам, но на этот раз дали залп в воздух. Согласованность выстрелов их действительно впечатляла. Монсорбье и остатки его эскадрона ретировались с прямо-таки неприличной поспешностью под укрытие густых кустов на склоне долины. На мгновение мой преследователь-эбертист встал на месте, расправил плечи и, сердито нахмурившись, помахал мне здоровой рукой.

— Вам все равно от меня не уйти, выкрикнул он, как какой-то разбойник с большой дороги из сказок Ritter-und-Rauber. — Я найду вас, фон Бек! Закрывшись рукою, я уже хохотал вовсю: из нас двоих только я был при полном революционном параде, — трехцветный кушак, и все прочее. Монсорбье еще постоял в нерешительности, потом резко повернулся ко мне спиной и зашагал вверх по склону, пока окончательно не скрылся из виду.

— Видели, как они резво бежали! — фыркнул один из этих приятных юношей и засмеялся вместе со мною. — Это Франция, монсеньер?

Смех помог мне сокрыть нарастающее изумление, и мне удалось еще выдавить:

— Я полагал, что мы в Во, в Швейцарии!

Краснощекий оратор от сей юной группы убрал свой мушкет и подъехал поближе по мне.

— Говоря, сударь, по правде, мы заблудились. Мы как раз и искали границу, когда так неожиданно встретили вас.

— Искренне рад, что так вышло, сударь. Но, умоляю вас, почему вы стремитесь во Францию в такие тяжелые для нее времена?

Он явно гордился моральным своим благородством. Я узнал в нем себя, только себя несколько лет назад.

— Мы едем туда предложить службу свою Революции во имя всемирной Республики.

Я собрал все остатки былой своей совести, полагая, что за такую немалую с их стороны услугу я обязан открыть им, — пусть даже в общих чертах, — что ждет их теперь во Франции.

— Революция примет вас с тем же радушием, с каким приняла и меня. Лоб мой покрылся испариной, и я судорожно вытер его рукою. — Откуда вы, джентльмены? Даже ответ на простой сей вопрос обнаружил, как мне показалось, их несомненную гордость революционным своим порывом. Смуглый маленький петушок в треуголке с красным кантом поверх слегка пожелтевшего парика проехал мимо меня.

— Двое из Польши, двое из Богемии, один из Венеции и один из Вальденштейна, — сообщил он мне на ходу, доехал до брошенных мною седельных сумок, поднял их, свесившись с седла, и столь же неспешно вернулся обратно. — Мы все, монсеньер, члены клуба, посвященного Республиканизму и Правам Человека. Братство наше избрало нас и снарядило во Францию, дабы и мы послужили великому делу. Нас только шестеро, но мы представляем в лице своем всех остальных… больше ста человек. Все снаряжение наше приобрели мы на их пожертвования!

— Не зря потратили золото, — я сказал это с нарочитою искренностью и признательностью, ведь они все-таки жизнь мне спасли.

— Меня зовут Алексис Красный, — назвался командир, как я понял отряда, и представил по очереди всех своих сотоварищей. — Стефаник. Лунолицый, застенчивый юноша. — Поляков. — Самоуверенный, но, судя по виду, весьма недалекий. — Сташковский. — Хмурый, язвительный, мрачный. — Феррари. — Тот самый смуглый петушок, который поднял мои сумки. — И фон Люцов. Бледный улыбчивый славянин. — Мы увидели ваши знаки и поняли так, что этот швейцарец пытается помешать вам добраться до вашей границы, где вы были бы в безопасности.