Следующим утром, — я как раз завтракал в общей зале, — в пивную вошел Сент-Одран. Одет он был в домашний халат из голубой нанки, доходящий ему до пят, китайский парчовый картуз и восточные шлепанцы. В сем одеянии он походил на какого-нибудь преуспевающего монгола, который вернулся из дальних странствий домой владельцем несметных богатств, не напоминая ничем того негодяя — наемника, каковым уезжал без гроша в кармане. Манеры его, — манеры приятного во всех отношениях английского денди, — весьма подошли бы какому-нибудь обаятельному, но не испорченному излишнею образованностью завсегдатаю салонов Уайта или Гусетри, закадычному другу принца-регента. Мне доводилось уже встречаться с людьми этого типа (и колониальными их подражателями), и я давно научился тому, что не стоит недооценивать этих англицких денди, поскольку за напускным их фатовством, выдающим, на первый взгляд, перманентную скуку и глупость, часто скрывается острый ум и непоколебимое мужество. В Америке таких людей шутливо прозывают «франтишками» из-за пристрастия их к континентальной моде; и даже сам Вашингтон в чем-то придерживался этого щегольского фасона.
Итак, благоухая лавандовою и розовою водою, Сент-Одран вышел в общую залу, где фрау Шустер подавала сегодня горячий шоколад, сыр, ветчину, жареные колбаски, вареные яйца, имбирные пряники и прочую всякую снедь, какую только ни пожелаешь. Сент-Одрану хватило воспитанности воздержаться и не заказывать одно из тех блюд, при помощи которых Англия обеспечивает солдатам своим непреходящее скверное настроение, долженствующее возбудить боевой их дух, как, например, крепкий мед, который пили перед сражением древнескандинавские воины, — неистовые, бесстрашные и неуязвимые на поле брани, — или же оскорбления6 коими осыпают мужей своих женщины полинезийских племен накануне решающей битвы. А англичане, насколько я знаю, едят для сих целей разваренную рыбу и какое-то острое блюдо из овечьих потрохов, что гарантирует им несварение желудка и, как следствие, постоянную раздражительность. Англия завоевала полмира исключительно благодаря своей отвратительной кухне.
Новый мой друг представлял собой настоящую ходячую энциклопедию всяких учтивых поклонов, любезных словес и изящных жестов: вот ослепительно улыбнулся, вот кивнул мне и Шустеру, вот расшаркался перед хозяйкою и девицами, отвесил им общий поклон и, усевшись напротив меня за стол, похвально весьма отозвался о трофеях герра Шустера и об акварельных пейзажах, что висели по стенам (как выяснилось, их написала сама Ульрика), и поинтересовался, не являются ли места, изображенные на картинах, — как и представленные военные реалии, — чем-то памятным и дорогим. А когда мой старый сержант пустился в пространные описания пейзажей и воспоминаний его, с ними связанных, Сент-Одран слушал очень внимательно, выражая всем своим видом самый искренний интерес.
Потом он заметил, что странствия Шустера и боевой его опыт весьма и весьма впечатляющи.
— Как я понимаю, большинство вальденштейнцев предпочитают не выезжать без особой нужды за пределы своего графства, может быть, потому что они заранее уже знают, что остальной мир, бесспорно, не столь совершенен, как родимый их край.
— Совершенство, герр шевалье, наводит скуку, — Шустер с охотою подхватил эту тему. — Жить, зная все наперед, в довольствии и покое, не испытывая никаких неудобств, я уж не говорю о каких-то серьезных опасностях — такая жизнь весьма дурно влияет на человека, лишая его сил и воли. Мы майренбуржцы, наоборот, посылаем своих сыновей за границу, так скоро и часто, как только средства и обстоятельства позволяют. А дочерям мы стараемся дать по возможности самое лучшее образование. Мы, конечно, гордимся традициями, но в самодовольстве таится опасность немалая, так что мы уж пытаемся избегать нездорового консерватизма. К счастью, поскольку население города нашего пополняется непрестанно выходцами из-за границы… да и многие майренбуржцы расселились по всей Европе, нанявшись на службу в других государствах… наша, как говорится, «порода» остается вполне здоровой. И есть еще постоянная наша армия, достаточно сильная и обеспеченная. Содержат ее исключительно в оборонных целях, и состоит она из таких же, как я, солдат, которые повидали войну во всех ее злобных уродливых формах и поэтому не позволят ей пачкать свои дома. Мы не ввязываемся никогда ни в какие сражения других государств. Ни один из потенциальных неприятелей наших не посчитал еще экономически выгодным нападать на нас. И в то же время все они знают, что и с нашей стороны для них нет никакой угрозы. Пока никто нас не трогает, мы никого не трогаем.
— Истинное торжество Разума, — вставил я полушутя.
— Государство, коие держится на подобных разумных основах, служит примером для целого мира, — изрек шевалье. — Удивительно только, что почему-то никто не торопится примеру сему последовать. Возьмем ту же Англию!