-- Я надеюсь, ты сейчас разговариваешь не с невидимыми друзьями, -- с легким беспокойством сказала Славя. -- А хотя бы ведешь внутренний диалог, вторую половину которого мы не слышим. Это меня бы устроило.
Ружичка отвлекся от бесед с гномиками и уставился в пространство радостным взглядом.
-- Все нормуль, девчонки. Все даже лучше. Потому что, как говорят разные толковые люди, лучше один раз показать, чем сто раз рассказать. Ну, или как-то так. В общем, несмотря на прошедший тяжелый день, приготовьтесь к очередной порции впечатлений. Оп!
Он хлопнул в ладоши, и... вдруг все изменилось. Не было больше тесноватой комнатушки в запетом до глухоты цикадами доме бабушки Бутракхам; закончилась, не начавшись, неподвижная тропическая ночь; не стало привычных уже запахов готовящейся острой еды и приторных цветов.
А был только оранжевый, яркий, словно ртутная лампа, свет солнца, висящего почему-то высоко над горизонтом, и сбивающий с ног неожиданно холодный ветер, и соленая водяная пыль на лице, и каменистая рыжая почва под ногами и вновь открывшийся пейзаж, от которого захватывало дух -- впрочем, и тут, возможно, был виноват ветер.
Они стояли на скалистом утесе, обрывающемся вниз сразу же перед их избитыми кроссовками не меньше, чем на полсотни метров, и внизу кипели волны, а впереди на много-много километров, куда дотягивался взгляд, не было ничего, кроме рычащей водной глади, которая где-то вдали сливалась с небывало синим и холодным небом, и скалы по сторонам выглядели повидавшими всякое, но все еще крепкими стариками, и все вокруг было таким...
Настоящим.
Непривычным.
Чертовски притягательным.
-- Маяк, -- ахнула вдруг Славя, тыча пальцем куда-то вправо и за спину. Алиса с усилием оторвала взгляд от линии прибоя, где ревел океан, и упорно катились вперед белые от пены валы, и мазнула глазами в указанном направлении. Ну да, маяк, красно-белый, не особенно высокий, с вращающейся на макушке палкой локатора. Что-то в нем было знакомое... -- Это же тот самый маяк, я его видела на фотографиях. А это значит...
-- Кабо да Рока, Португалия, -- прозвучал торжествующий Сашин голос, -- самая западная точка Евразийского континента.
Он запрокинул голову и с удовольствием, не щурясь, уставился на полыхающее солнце.
-- Теперь мы будем работать здесь.
***
Я резко вынырнул из видения, словно поднялся с глубины. В таких ситуациях нужно вообще-то соблюдать осторожность -- от резкой смены давления может закипеть кровь. В моем случае, правда, это, скорее всего, будут мозги. Если они еще есть, конечно.
Ну ничего себе -- чистое фэнтези получается, если показанное было правдой, а не нездоровыми отходами жизнедеятельности чьего-то мозга. Хотя даже фэнтези -- не совсем правильное слово. А если они и правда умеют все это... и это и вправду приведет к тому, на что намекала Виола... Ух...
Последняя с понимающей улыбкой дедушки Ленина покамест только ласково наблюдала за непередаваемой мимикой и жестикуляцией -- издавать звуки я пока что мудро не пытался. Один фиг получилось бы что-то вроде "э-э-э...", "у-у-у!" и даже "абырвалг!", а это не то, что обычно называют продуктивной дискуссией. Ничего, подождем пару минут, способность связно мыслить постепенно восстановится. Должна.
-- Может, водички принести? -- поинтересовалась "медсестра". -- А то расплачешься еще. От полноты чувств.
Я шумно откашлялся, по-командирски нахмурил брови -- я на Брежнева становлюсь сильно похожим в этом случае, многие видят сходство. Да и речевые способности схожие.
-- А вот не надо этого. Не имею такой привычки. Учителя хорошие были, отучили когда-то навсегда.
Виола усмехнулась ледяными губами. Глаза у нее стали туманные.
-- Отучили, говоришь... Был у меня как-то случай. Пятьдесят третий год, как раз умер Сталин, ну, а мне было тогда лет, наверное... шесть.
Я плюнул на отвалившуюся челюсть и оглядел Виолу повнимательнее.
-- Семьдесят лет, значит, без малого. Неплохо сохранились, хотя, конечно, возраст уже сказывается. Знаете, все эти морщинки на шее, гусиные лапки у глаз, отвисающие...
-- Во-первых, подбери челюсть с пола, он слишком для нее чистый, -- указала Виола. -- А во-вторых помолчи еще немного, так ты выглядишь умнее. Пришла к нам домой управдом, строгая такая тетенька... Проверила, висит ли на подъезде флаг с траурной ленточкой -- было принято так -- да и спросила у меня: "А ты, дескать, Виолетта, плакала, когда дедушка Сталин умер?"
-- Тоже так было принято. Понимаю.
-- А я, как назло, не плакала. Прямо как ты, не имела такой привычки. Но тетеньке ответила, конечно, что буквально заливалась слезами, со враньем никаких проблем не было -- в этом мы с тобой тоже похожи...
-- Грязная клевета, я самый правдивый человек на земле.
-- Но было и кое-что, что нас отличало. Управдомиха ушла, а мне стало совестно. Соврала государеву человеку! Тогда я пошла к папе, постучалась в кабинет, он такой был, с дверями, дубом отделанными... и сказала: "Папа! А давай считать, что когда ты меня вчера отругал, и я заплакала, то это было потому, что дедушка Сталин умер!"