Город. Все живое… Рассказы

почему же она не выражена посредством характерных

для мифа символических образов.

Обычному читателю трудно усмотреть в сюжете

какие-либо признаки, по которым мы узнаем именно миф.

Пожалуй, из всего цикла первое предание самое несклад-

ное, неуклюжее, несуразное, в нем нет и намека на утон-

ченные чувства и возвышенные идеалы, которые укра-

шают изящными штрихами другие части цикла.

Весьма озадачивает язык предания. Обороты вроде

классического «пропади он пропадом» не одно столетие

ставят в тупик семантиков, и в толковании многих слов и

оборотов мы по сей день не продвинулись ни на шаг дальше

тех исследователей, которые впервые серьезно занялись

публикуемым циклом.

Правда, терминология, связанная непосредственно с

Человеком, в общих чертах расшифрована. Множест-

венное число от слова «Человек» – люди; собирательное

обозначение для всего этого мифического племени – род

людской; она – женщина, или жена (возможно, некогда

эти термины различались по смысловым оттенкам, но

теперь их можно считать синонимическими); он – муж-

чина, или муж; щенки – дети, девочки и мальчики.

Кроме понятия «город», встречаются еще понятия, совершенно несовместимые с нашим укладом, противные

самой нашей сути, – мы говорим о войне и убийстве.

Убийство – процесс, обычно сопряженный с насилием, путем которого одно живое существо пресекает жизнь

другого существа. Война, как явствует из контекста, представляла собой массовое убийство в масштабах, превосходящих всякое воображение.

Борзый в своем труде о настоящем цикле утверждает, что вошедшие в него предания намного древнее, чем при-

нято считать. Он убежден, что такие понятия, как война

и убийство, никак не сообразуются с нашей нынешней

культурой, что они сопряжены с эпохой дикости, о ко-

торой нет письменных свидетельств.

Резон – один из немногих, кто полагает, что предания

основаны на подлинных исторических фактах и что род

людской действительно существовал, когда Псы еще на-

ходились на первобытной стадии, – утверждает, будто

первое предание повествует о крахе культуры Человека.

По его мнению, дошедший до нас вариант – всего лишь

след более обширного сказания, величественного эпоса, который по объему был равен всему нынешнему циклу, а

то и превосходил его. Трудно допустить, пишет он, чтобы

такое грандиозное событие, как гибель могущественной

машинной цивилизации, могло быть втиснуто сказите-

лями той поры в столь тесные рамки.

На самом деле, говорит Резон, перед нами лишь одно из