Но если псы и роботы продвинулись так далеко, то мутанты, конечно же, ушли еще дальше. Они
выслушают меня,
говорил себе Дженкинс , должны выслушать, ведь я предложу задачу, которая при-
дется им по нраву.
Как-никак мутанты – люди, несмотря на все
свои причуды, они сыны человека. Оснований для
злобы у них не может быть, ведь имя человек те-
перь не больше, чем влекомая ветром пыль, чем
шелест листвы в летний день.
И кроме того, я семь тысяч лет их не беспоко-
ил, да и вообще никогда не беспокоил. Джо был
моим другом, насколько это вообще возможно для
мутанта. С людьми иной раз не разговаривал, а со
мной разговаривал. Они выслушают меня и ска-
жут, что делать. И они не станут смеяться.
Потому что дело нешуточное. Пусть только
лук и стрела – все равно нешуточное. Возможно, когда-то лук и стрелой были потехой, но история
заставляет пересматривать многие оценки. Если
стрела – потеха, то и атомная бомба – потеха, и
шквал смертоносной пыли, опустошающей целые
города, потеха, и ревущая ракета, которая взмы-
вает вверх, и падает за десять тысяч миль, и уби-
вает миллион людей…
Правда, теперь и миллиона не наберется. От
силы несколько сот, обитающих в домах, которые
построили им псы, потому что тогда псы еще
помнили, кто такие люди, помнили, что их связы-
вало с ними, и видели в людях богов. Видели в людях
богов и зимними вечерами у очага рассказывали
древние предания, и надеялись, что наступит день, когда человек вернется, погладит их по голове и
скажет: «Молодцом, верный и надежный слуга».
И зря,
говорил себе Дженкинс, шагая вниз по склону , совершенно напрасно. Потому что люди не заслуживали преклонения, не заслуживали обо-
жествления.
Господи, я ли не любил людей? Да и сейчас
люблю, если на то пошло, но не потому, что они
люди, а ради воспоминаний о некоторых из великого
множества людей.
Несправедливо это было, что псы принялись
работать на человека. Ведь они строили свою
жизнь куда разумнее, чем человек свою. Вот почему
я стер в их мозгу память о человеке. Это был дол-
гий и кропотливый труд, много лет я искоренял
предания, много лет наводил туман, и теперь они
не только называют, но и считают людей веб-
стерами.
Я сомневался, верно ли поступил. Чувствовал
себя предателем. И были мучительные ночи, когда
мир спал, окутавшись мраком, а я сидел в качалке и
слушал, как ветер стонет под застрехой. И думал: вправе ли был так поступить? А может быть, Вебстеры не одобрили бы мои действия? До того
сильна была их власть надо мной, так сильна она до
сих пор, через тысячи лет, что сделаю что-нибудь
и переживаю: вдруг это им не понравилось бы?