Город заблудших

— Нет. Он за баром, обслуживает клиентов. — Габриэла машет в сторону огромного чернокожего мужика с аккуратной эспаньолкой и ручищами размером со стволы деревьев. Он трещит с сексапильной блондинкой в красном платье, которая то и дело затягивается сигаретой, и стайкой телочек, у которых на лбу написано «Трахни меня». — Пойдем, познакомлю.

Мы проходим мимо столиков. Я слышу разговоры. Большинство из них не разобрать. Разные языки, всевозможные акценты.

— Дариус, — здоровается Габриэла, плечом отпихивая блондинку, которая дарит ей презрительный взгляд.

— Развлекайся, зайка, — говорит блондинке Дариус глубоким голосом, прямо как у Барри Уайта[31]. — Свидимся позже.

Та недовольно щурится на нас и в облаке гнева уходит.

— Дариус, это Джо Сандей. Джо, это Дариус.

— Покойничек! — Дариус хватает меня за руку и неистово трясет. Рукопожатие у него — как у дробильной установки. — Наблюдал я за тобой, было дело. Любопытный ты тип, покойничек.

— Тоже рад знакомству, — отзываюсь я.

— Еще б ты не был рад. Зайка, — говорит он Габриэле, — ты наконец-то пришла дать мне отведать твоего сладкого-пресладкого медку?

— Ты знаешь правила, Дариус.

Он закатывает глаза:

— Правила для телочек. А как насчет тебя, покойничек? Перепихнуться не изволишь? — Он смотрит на меня так, что любой порноактер бы обзавидовался.

— Сам сказал, я покойник.

— Это вовсе не значит, что твой инструмент в отставке. — Он хватает себя за яйца и похабно виляет задом. — Подумай. Если что, я всегда здесь.

Дариус берет с полок разноцветные бутылки, достает какое-то пойло из-под стойки, заливает все в шейкер со льдом.

— Мне тут барышня нашептала, что у тебя есть для меня кое-какая информация.

— Задешево беру, втридорога продаю. — Он наливает свою смесь в два бокала для мартини. Жидкость в стекле клубится, как мозги Тимоти Лири[32], — яркая и блестящая. Дариус подвигает бокалы к нам. — Напитки за счет заведения, но информация дорогого стоит. Что предложишь взамен?

Габриэла одаривает его мрачным взглядом:

— Запиши на мой счет. Условия все те же.

— У-уух! — говорит Дариус. — А ты ей нравишься, жеребец, — и игриво толкает меня кулаком в плечо. Наклоняется ко мне и смотрит прямо в глаза. — Ну ладненько, те же — так те же. Рассказываю тебе правила, покойничек. Ты задаешь три вопроса — я даю три ответа. Если тебя мои ответы не устраивают, крепись. Comprendé[33]?

— Три вопроса, значит. А откуда мне знать, что ты не соврешь? И вообще, с чего мне думать, что ты знаешь правду?

— А ниоткуда и ни с чего. Однако у нас есть Габриэла, которая может за меня поручиться. Впрочем, как знать, можешь ли ты ей доверять.

— И мне это ничего не будет стоить?

— Счет оплачивает леди.

— Минуточку, — встревает Габриэла, — я оплачу счет, только если он согласится отдать мне камень.

— Ах, — вздыхает Дариус, выпрямляется и складывает на груди руки, — обожаю нюансы. Так как, покойничек? Отдашь камень ей или сам припрячешь? А может, преподнесешь его нацисту на блюдечке и посмотришь, что он с ним сделает? Или, может быть, все-таки оставишь при себе и перестанешь разлагаться?

— Погоди-ка, повтори.

— Сволочь ты, — шипит Габриэла.

Дариус улыбается. У него крупные белые зубы.

— Я всегда считал, что переговоры проходят куда интереснее, если все карты выложены на стол.

— Что, черт тебя дери, ты мне недоговариваешь?

Габриэла трет ладонями глаза.

— Проклятье. Хрен с тобой. Разлагаешься ты только потому, что камня нет рядом. Чем дольше ты вдали от него, тем тоньше между вами связь. Окончательно это тебя, конечно, не убьет, но ты превратишься в натуральную ходячую мумию.

Ну разумеется. И почему я сам не догадался? Хотя кое-что все равно не складывается.

— Тогда почему я перестал гнить, когда… — не могу даже договорить.

— Сожрал проститутку? — заканчивает за меня Дариус.

Судя по виду, Габриэла в шоке.

— Ага, — говорю я, — спасибо.

— Всегда пожалуйста, покойничек.

— Минуточку, а что произошло? — спрашивает Габриэла.

— Наш покойничек знает подход к дамочкам. Точнее к их сердцам. — Дариус царапает скрюченными пальцами воздух. — Всего-то и нужно — забраться под ребра и вытащить. По сердцу в день — и никакого разложения.

— Я слетел с нарезки, — объясняю я. — Убил женщину и съел ее сердце.

— И даже не трахнул на прощанье, — говорит Дариус. — Потому что это очень, очень неправильно! — Он кладет руки на щеки и открывает рот. Ни дать ни взять — маска из «Крика».

— Зато, — говорю я, глядя на обалдевшую Габриэлу, — я хоть мозгами не закусываю.

— Ну, знаешь, они не так уж плохи, — замечает Дариус. — Короче говоря, хочешь ответов, покойничек, говори со мной. Мой кабак — мои правила. А теперь пора выбирать. Принимаешь предложение леди? Или оставишь ее не у дел и расплатишься сам? На случай, если ты вдруг решишь заключить сделку и свалить из города, предупреждаю: очень не люблю должников, которые не хотят платить по счетам. — И опять я вижу его зубы. — Ты ведь не хочешь прослыть грязным должником?

Чего мне уж точно не хочется, так это чтобы он посчитал меня таковым. Мысль узреть эту рожу в темном переулке совсем не кажется мне заманчивой.