Город зеркал. Том 1

Я вспомнил всё это, а потом кое-что еще. Я вспомнил лицо человека. Оно нависало надо мной на фоне зеленого полога джунглей. Я был без чувств и бился в лихорадке. Воздух вокруг меня вибрировал от вращающихся с оглушительным грохотом лопастей вертолета. Человек что-то орал. Я попытался сосредоточиться на движении его рта. Оно живое, говорил он – мой друг, Джонас Лир, говорил – оно живое, оно живое, оно живое…

Я поднял голову и оглядел помещение. Пустое, как камера в тюрьме. На стене напротив огромное окно, в котором я увидел свое отражение.

Я увидел, чем я стал.

Я не встал. Я взлетел. Я пролетел через комнату и с грохотом ударился в окно. Стоящие за стеклом двое мужчин отшатнулись. Джонас и второй, Сайкс. Их глаза расширились от страха. Я молотил по стеклу. Я ревел. Я распахнул челюсти, показывая зубы, чтобы они могли осознать степень моего гнева. Я хотел убить их. Нет, не убить. Слово «убить» слишком бледное для того, чтобы описать мое желание. Я хотел уничтожить их. Я хотел порвать их в клочки. Я хотел переломать им кости и зарыться лицом в мокрые от крови останки. Я хотел вонзить руки им в грудь и вырвать их сердца, жрать кровавое мясо, еще дергающееся в последних конвульсиях, и видеть их лица, когда они станут умирать. Они орали и вопили. Я был не тем, на что они рассчитывали. Стекло содрогалось и прогибалось под моими ударами.

Комнату озарил обжигающий белый свет. У меня было ощущение, будто в меня вонзились сотни стрел. Я отшатнулся, спотыкаясь, упал на пол и скрючился. Раздалось лязганье механизмов у меня над головой, и с грохотом опустился экран, закрывая меня от них.

Тим, прости. Я не хотел этого. Прости меня…

Возможно, ему действительно было жаль. Какая разница. Даже тогда, скрючившись от боли, я знал, что их преимущество – временное, что оно не играет роли. Стены моей тюрьмы не помогут, со временем они поддадутся моей силе. Я стал черным цветком человечества, с начала времен обреченным разрушить мир, в котором не было Бога, чтобы любить его.

* * *

Из одного мы стали Двенадцатью. Это тоже достойно упоминания в летописях. Древнее семя было извлечено из моей крови, и его передали другим. Я познал этих людей. Поначалу они меня тревожили. Их человеческая жизнь слишком отличалась от той, которую прожил я. В них не было ни совести, ни жалости, ни философии. Они были подобны грубым животным, их звериные сердца были отягощены чернейшими делами. Я давно знал, что такие люди существуют, но зло, дабы полностью осознать его, должно быть прочувствовано, пережито. Ты должен погрузиться в него, будто войти в заполненную мраком пещеру. Один за другим они приходили в мое сознание. А я погружался в них. Первым был Бэбкок. Какими ужасающими были его мечты. Хотя на самом деле не хуже, чем мои собственные. Последовали остальные, один за другим. Каждый добавлял что-то свое. Моррисон и Чавез. Баффлз и Тьюрелл. Уинстон и Соуза, Эколз и Лэмбрайт, Райнхардт и Мартинес, мерзейший из всех. Даже Картер, чьи воспоминания о страданиях раздули в моем сердце последние огоньки сочувствия. Со временем, пребывая в обществе этих мятежных душ, я всё сильнее ощущал призвание. Они были моими наследниками, моими последователями, я был единственным среди них, кто мог возглавить всё это. Они не презирали мир так, как презирал его я, для этих людей мир был ничем, как всё в этом мире является ничем. Их аппетиты не знали границ, и без должного наставления они бы быстро и полностью уничтожили вся и всех. Они были моими, я мог им приказывать, но как же заставить их следовать моему замыслу?

Им был нужен бог.

Девять и один, приказал им я, придав своему голосу такую божественность, какую мог. Девять принадлежат вам, но десятый мой, точно так же, как вы мои. В каждого десятого должно заложить семя, дабы стали мы Легионом, умножившись до миллионов.