Город Зга

— Нет. Причём здесь пулемёты? Какие пулемёты? Самое сложное — это умереть одновременно. Не видя друг друга. Мы же расположимся во рву на равном расстоянии, с трёх сторон от города, друг друга мы не сможем видеть… ну ничего, как-нибудь свяжемся, мысленно… а? Чего вы молчите?

— Оцениваем, — торжественно сказал Пенёк, — План весьма увлекательный — нет слов. Вот только одна легкая неувязка: кто нас закапывать будет? Хотелось бы быть красиво закопанным. И цветы на холмике не помешали бы. Лично я предпочитаю тюльпаны.

— Нет, — всерьёз возразил Вилен, совершенно не принимая нашей иронии, — нас нельзя закапывать. Потому что, как только мы умрём, мы превратимся пост-энергию. Наши жизнекапсулы лопнут и выбросят огромное количество чистой пост-энергии. Любой умирающий её исторгает, она во много раз превосходит энергофон живого человека. Она пассивна — обычно она шлейфом поднимается в никуда, в космос. Но мы не дадим ей уйти, мы сконцентрируем её. Наша пост-энергия соединится, растечётся равномерно по всему рву вокруг города… а потом мы поднимем её стеной, силовым заслоном. И мы отгородим Згу от всего мира. Ничто не прорвётся оттуда. Всё зло останется там само в себе. Пока само себя не уничтожит.

Мы переглянулись с Пеньком. Пенёк красноречиво постучал пальцем по часам на руке, мол, хватит терять время на болтовню с этим «шизоидом».

— Так-так. Праотец, насколько я понимаю, тоже примет участие в этом… мероприятии? — уточнил я, — Вот только спуститься в ров для него будет… несколько затруднительно.

— Ров пройдёт рядом с ним. Он умрёт на своём месте, его пост-энергия соединится с нашей, постепенно. Деревья умирают медленнее, чем люди. Это он так решил. Мы с ним.

«Интересно, — подумал я, — деревья могут сойти с ума? Если они имеют душу, сознанье, способность мыслить и решать, то приходится оставить им и это почётное право. Тогда у нас уже два «шизоида» — животного и растительного происхождения».

— Вот что, дружище, — решительно сказал Пенёк, — Времени для долгих дискуссий у нас нет. Мы поняли ваш план. Поняли ваши благие чувства. Уважаем тебя за самоотверженность. Преклоняемся перед Праотцом, Я — в особенности, потому как… Ладно. Но принять участие в ваших планах не сможем.

— И вас призываем отказаться от этого, — продолжил я, — Не хватит всех наших энергий, наших смертей, чтобы остановить то… зло, как ты говоришь, которое там. От него не заслоняться надо, а ликвидировать причину его. Вначале разобравшись, что же всё-таки это есть. Мы для этого и пришли, и наши жизни нам ещё пригодятся. И твоя тебе тоже. Пойдём с нами. Оставь эту затею.

Костистое нервное лицо Вилена ещё больше заострилось. Взгляд потух, ушёл в глухую обиду-отчужденье. Пальцы рук болезненно подёргивались. Весь его облик внушал жалость. Неужели он всерьёз полагал, что мы согласимся? Бедняга выше крыши был захвачен-зачарован одной целью, благородным фантазмом красиво умереть в выкопанном рву и тем самым спасти человечество. А тут какие-то странные типы отказываются от участия, да ещё нагло заявляют, что ничего не выйдет из этого.

— Нет, — буркнул он, — Я уже был там. С меня хватит.

— Ты был там один. А теперь ты — с нами. Вместе мы всё сможем, поверь.

— Нет. У вас — свой путь. У нас — свой.

— Ладно. Хотя бы просто подожди. Два — три дня. Перестань копать эту яму.

— Всё. Некогда ждать. Некогда говорить, — он повернулся и сердито зашагал к своему трактору.

— Один ты всё равно не справишься. А добровольная смерть — не лучший способ борьбы.

— Иногда — лучший! — повернувшись, запальчиво крикнул он нам, — И я справлюсь! Мы с Праотцом справимся.

Мы вернулись к своим спутникам, с трудом остановили Велу, которая снова порывалась идти уговаривать упрямого Вилена, объяснили, что человек весьма не в себе, что здравая логика здесь бесполезна, что, возможно, это пройдёт само собой.

— Несколько дней покуролесит, сломает свой драндулет и успокоится, — заверил Пенёк.

Расстроенная Вела вынула из рюкзака, оставила на земляной насыпи у траншеи на видном месте для него две банки тушёнки и две буханки хлеба в целлофановых пакетах, положила сверху коробку спичек. Я воткнул рядом наш запасной нож — наверняка, у этого бедолаги не было даже ножа.

Поднимаясь на взгорок, затем, спускаясь с него, мы долго слышали за спиной тарахтенье старого трактора и скрежет ковша о землю.

— Вот. Человек. Мнэ-э, — вздохнул Пенёк, — Там, за Каймой — генералы, спасающие свои шкуры… и другие сволочи отсиживаются в безопасности. А здесь он. Один. Пытается защитить этих сволочей от того, что они натворили. Ни много ни мало — ценою себя. Вот — справедливость!

— Он же не только их пытается защитить, — возразила Вела.

— Да, — согласился я, — Не только. А мы должны действовать быстрее, чем он. По-другому. И конечно, другой ценой. Знать бы как.

Глава восьмая

Я велик. Я прекрасен. Я образован. Я самый образованный. И самый умный. Я знаю всё. И я не человек.

Натали Хеннеберг

1