Город Жемчуга

— Нет. Я только хочу, чтобы ты не путался под ногами. Чтобы ты не погиб здесь. Я предпочел бы увидеть, как ты улетишь с этой планеты, а там, добравшись до своей родины, ты найдешь себе женщину, и у тебя будет семья.

Беннетт с обидой посмотрел на него. Хотя все страхи Араса касались только гефес.

— Что, если вы захотите взять пленных, а? Тогда-то вам, без сомнения, понадобится наша помощь.

Арас переложил свой гевир в правую руку и вытянул нож из-за пояса. Тимур идеально подходил для сбора кровавого урожая.

— Я — вес'хар, — объявил Арас. — Мы не берем пленных.

Церковь Святого Франциска, точно так же как и многие другие места в Константине, очень хорошо подходила для того, чтобы посидеть и подумать. Никто не стал бы спрашивать, что Шан делает здесь, никто не глазел на нее. Она присела на скамейку посреди залы и задумалась, механически проверяя свою шебу. Нет, никаких посланий не было. Рано или поздно, но она хотела вернуться в лагерь, несмотря ни на какую Хагель.

Несмотря ни на какой «Актеон».

Она не обвиняла Бога за то, что он игнорировал ее, полностью или частично. Скорее уж наоборот, если, конечно, он и впрямь существовал. Но уж если он не осудил ее, то она сама не собиралась этого делать и подавно.

Шан не чувствовала никакого раскаяния относительно того, что случилось с Парек. Она не могла позволить себе такой роскоши. Иногда она начинала думать, что поступила неверно, и тогда она казалась себе ничем не лучше погибшей Парек или какого-нибудь колониального правителя, который считает, что смерть туземца ничто в сравнении со смертью белого человека.

«Дерьмо!» А ведь она только-только нашла тропку к генному банку. Но теперь она не могла потребовать, чтобы часть его возвратилась на Землю. Потому что не было никакой Пиралт, чтобы защитить ее находку. А люди Земли могли рассчитывать только на милость корпораций. Генный банк ждал столетия. Может и еще подождать.

«Я смогу подать в отставку. Я могу вернуться домой. Ну а что случится с безери, с Арасом, Джошем? Я-то буду в ста пятидесяти миллионах километров от них. Когда я буду смотреть в небо, я всегда буду пытаться обнаружить на нем звезду Каванаги и мучить себя вопросом о том, что тут происходит».

Еще непонятно, чем кончится дело с Парек. Хотя Шан никогда не уходила от ответственности, то, что произошло, казалось ей вполне справедливым возмездием.

Нет. Все, что происходило, казалось ей фантастическим сном, неким сумасшествием. «Отправляйся домой и встреть лицом к лицу все неприятности, которые могут обрушиться на тебя». А дом… Теперь ее дом был для нее настолько же чужим, как и эта планета. Ее же не будет на Земле более столетия.

«Дерьмо-то какое!»

В церкви было прохладно. То и дело неожиданно налетал ветер с равнины. Даже под землей он протискивался в любую щель, создавая непереносимые сквозняки. Солнечный, ветреный день.

Шан поплотнее запахнула пальто, только сейчас впервые заметив, насколько оно неудобно. «А на прошлой неделе я этого не замечала». Яркий свет играл на раскрашенных витражах окон, высвечивая темную фигуру тощего человека в бронзово-коричневых одеждах. Это был самый прекрасный из витражей в церкви, и с первого раза, как Шан увидела его, он очаровал ее.

Вокруг изображения святого Франциска собрались существа. Часть из них она легко узнала, а часть — нет. Они собрались у ног святого, по обе стороны от него… Неожиданно Шан решила, что очень важно, чтобы она запомнила их всех. Она ведь могла больше никогда не попасть сюда. Тут была европейская малиновка, скальный бархати ручной ястреб. И еще твари, которых Шан видела только в лаборатории Араса.

«Арас, — подумала она. — Конечно, это Арас научил их выдумать такое великолепное стекло. Он мог показать им и образы неведомых зверей».

Эта мысль заставила Шан улыбнуться. А потом ей показалось, что в зале стало светлее. Скоро сюда должны прийти, и тогда ей придется уходить, иначе она попадет на службу. Хотя, будь на то ее воля, она сидела бы тут вечность. Но она позволила себе просидеть еще какое-то время, впитывая прекрасные образы витража.

Она никогда раньше не изучала его столь тщательно. Ей было очень жаль, что так получилось, потому что картина витража успокаивала, была очень красива, и время не имело власти над ней. Картина выше веры и разногласий. Чем больше она смотрела, тем больше деталей ей удалось разглядеть: перышки птиц, бледные кольца скального бархата, едва различимую серо-синюю полоску на красной грудке малиновки. Тени и детали словно были выдуты в самом стекле, а не нарисованы поверх него краской. Лучи света, бьющие сквозь окно, касались пола у ее ног и высвечивали алтарь.