Город живых

– На втором этаже старого терминала была укрепленная позиция. То есть пулеметчик и снайпер. Они нас держали. Не подпускали долго. Тогда Белый и Харьков взорвали стену, обвалили кусок этажа. Нам открылся сумасшедший обзор. Стоят их ПТУРы и АГСы. Укропы не знали, что мы сверху находимся. Кто-то из ребят предложил увести у них АГС. Сделали петлю. Посмотрели, вроде бы нас не видят. Они представить не могли, что сверху у них уже проблемы. Петлю накинули на АГС. Начали поднимать его. Я представляю шок украинцев, когда они увидели летающий АГС, уносящийся в небеса. Они попытались его отбить. Мы его уронили. Закидали их гранатами, – с детским задором, как будто это была забава или игра, рассказывал боец батальона «Спарта».

Довольный и зараженный позитивом от спартанцев, я вышел из комнаты. Я отсматривал материал, когда подошел к выходу, где столпилась группа людей. Огромные, под два метра ростом парни стояли, как школьники вокруг учителя, послушно и внимательно слушая наставника. Командира не было видно. Очень хорошо был слышан знакомый до жути голос. Определенно я слышал его раньше. Но не в живую.

– А это кто такие? – спросил комбат.

Из толпы военных вышел невысокий мужчина. Он был похож на футуристического пирата. Рыжая борода. Прищур. Обвешан броней. Кевларовая каска. На плече – шеврон «Спарта». В руке автомат Калашникова с подствольником.

– Это журналисты. Они вместе с музыкантами пришли. Интервью у бойцов брали.

Моторола подошел к нам. Рядом со мной стоял Нагора с гитарой, а чуть дальше его продюсер. Перед этим репер спел свои песни для бойцов, которые оказались фанатами его творчества. Комбат протянул руку каждому из нас.

– Ну, вы хоть накормили артистов? – спросил Арсен.

– Конечно, комбат. Лия их в столовую водила.

Что мне всегда нравилось в военных – искренность, равенство и уважение. Когда Моторола общался со своими подчиненными, я не увидел высокомерия, которым пропитаны начальники на гражданке или в тылу. Боевое подразделение отличается от остальных взаимоуважением. Командир ценит рядового и относится к нему как к равному. Потому что он понимает, что от рядового зависит его жизнь в бою. Война научила каждого из них ценить ближнего, того, с кем плечом к плечу штурмовал терминал донецкого аэропорта и вышел без потерь благодаря слаженности действий и выполнению указаний комбата. Это была единственная моя встреча с Моторолой…

В дни, когда писать было не о чем, я начинал себя грызть. Мне казалось, что я становлюсь бесполезным. Особенно это усугублялось чувством, что именно сейчас нужно делать что-то важное, нужное и полезное, а не сидеть и ждать вдохновения. Можно сказать, что я стал наркоманом. Приходил на работу даже в те дни, которые мне давали на отдых, но меня пленила жажда адреналина. Пока меня никуда не посылали, я с завистью смотрел репортажи Семёна Пегова с передовой. То он под свист пуль над головой и искрами от рикошетов бегал по разрушенному новому терминалу, то рассказывал о происходящем на фронте, а на фоне артиллерия ДНР била по огневым точкам ВСУ. Так же, взахлеб зачитывался репортажами Стешина и Коца на «Комсомольской правде». Ещё больше я обливался слюной и понимал, что мне далеко до такого мастерства, когда на сайте РИА «Новости» появлялся новый фоторепортаж моего земляка Дэна Лэви. Мне стало легче, когда я стал общаться с ними и понял, что не один я болен войной. Все эти люди не могли долго сидеть смирно, когда на фронте происходили изменения. Они рвались туда и вместе с военными постоянно были в опасности. Мне хотелось заниматься чем-то подобным, но понимал, что ещё не время. Всё это время мне удавалось избежать ранений. Появилось ложное чувство собственной неуязвимости. Это одно из самых страшных чувств. Опытные военкоры рассказывали, когда такое чувство приходит – нужно сразу уезжать из горячей точки, потому что дальше теряется инстинкт самосохранения. Примерно так же погиб Андрей Стенин. Об этом рассказывали его коллеги, вспоминая последние дни фотокорра. Поэтому я всё же старался не лезть на рожон.

В погоне за материалами прошел февраль. Позади остались подписание Минских соглашений, бои за Дебальцево и Углегорск, обстрел АС Центра 11 февраля, покушение на главу ДНР в центре Донецка 14 февраля. Туман и серость не пропадали весь февраль.

В начале марта к нам зашел седоватый мужичок. Слегка лысоват, но не полный. С тёмными очками, как будто он боялся яркого света. Мы с ним пересекались в коридорах, но никогда не здоровались. Когда он предложил поехать в только что освобождённое Дебальцево, я без раздумий согласился. Дебальцево было местом, куда, как мотыльков на яркий свет, тянуло журналистов.