Город Золотого Петушка. Сказки

Пошёл Кальдука к зангину — судье. Рассказал всё. Сказал, что принёс он слюну змеи Симу, чтобы отца оживить, как того Уленда-кривой хотел. Говорит ему зангин, одну трубку выкурив:

— Ты, берёзовый мальчишка, того не знаешь, что люди по два раза не родятся. Зачем старика тревожить? И не за тем тебя Уленда посылал, а за смертью! — Взял зангин слюну змеи и бросил в реку. Забурлила река, зашипела, белый пар пошёл от воды. Множество рыбы кверху брюхом всплыло. Мёртвая рыба стала.

— Вот, видишь, — говорит зангин. — Этой слюной убил бы тебя Уленда-кривой!

Потом посмотрел зангин на Уленду-кривого:

— Иди ты, Уленда, в тайгу! — говорит. — Не место тебе среди людей! Не любишь ты людей… Иди в тайгу! Там в одиночку таёжные люди живут. Будь тем, кто ты есть в душе!

И пошёл Уленда в тайгу. Пока шёл, шерсть выросла на нём. На руках и ногах — когти. Сначала на двух ногах Уленда шагал, потом на четырёх побежал. Медведем стал Уленда-кривой.

А Кальдука-сынок хорошо с женой зажил. Детей у него много было. И во всём ему удача была…

Давно это было. Столько лет назад, что если по пальцам считать, то во всём стойбище у стариков столько пальцев не найдёшь. Надо у ребят занимать. А ребята бегают, не даются. Вот и узнай, когда это было.

Бедняк Монокто

Хорошая работа даром не пропадает, людям пользу принесёт. Не тебе — так сыну, не сыну — так внуку.

Умер у одного ульчского парня старый отец.

Перед смертью позвал к себе сына, посмотрел на него, заплакал:

— Жалко мне тебя, сын! Дед мой ангаза — бедняк — был, отец был ангаза, меня всю жизнь так звали, и тебе, видно придётся ангаза быть! Всю жизнь я на богатого Болда работал и ничего не заработал. У Болда рука лёгкая — когда он берёт. У Болда рука тяжёлая — когда он даёт. Ничего я тебе не оставляю. Только нож, огниво да острогу. Они мне от отца достались, отец их от деда получил… Пусть они теперь тебе послужат!

Сказал это отец и умер.

Одели его в последнюю дорогу. Похоронили. Малые поминки устроили.

Взял Монокто нож, огниво да острогу и стал на Болда работать, как отец его работал.

И забыли люди, как его зовут, стали называть ангаза-бедняк.

Верно старик сказал: тяжёлая у Болда рука, когда он даёт. Позвал Болда парня Монокто, говорит ему:

— На твоём отце долг был. Долг его на тебя перешёл. Не отработаешь за отца — не повезёт шаман его душу в Буни. А я тебе помогать буду: кормить, одевать буду; что съешь, износишь — за тобой считать буду.

Стал Монокто за отца отрабатывать. Стал Болда ему помогать. Только от его помощи бедняку, что ни день, всё хуже становится. Ходит Монокто в обносках, питается объедками, слова сказать не смеет. Говорит ему Болда, едва рот разевая от жира:

— Трудись, Монокто, трудись. Мы с тобой теперь, как братья: оба помогаем душе твоего отца в Буни попасть: я — тем, что тебе работу даю, а ты — тем, что трудишься! Работай, Монокто!

Молчит парень, работает. До того доработался, что на нём едва халат держится — рёбра все пересчитать можно.

А к Болда отовсюду богатство идёт. Он с заморскими купцами дружит, товары у них покупает да сородичам продаёт за три цены. На него полдеревни работает — рыбу ловят, сушат, вялят юколу да за собаками Болда ходят. Полдеревни на него в тайге работает — зверя да птицу бьют. Болда всё к себе в дом тащит. Десять жён у Болда — всех за долги у сородичей отобрал, ни за одну выкуп не платил. Десять невольников у Болда — свои долги отрабатывают, свою жизнь горькую проклинают. Что ни осень, едет Болда в Никанское царство на десяти лодках с жёлтыми парусами из рыбьей кожи. В городе Сань-Сине сам амбань — начальник — с Болда чаи распивает, пушнину — меха у богача покупает, сколько за шкурки Болда отдал — не спрашивает, а ему цену хорошую даёт.

Жиреет Болда всё больше и больше. Что ни день — Болда всё толще делается. А Монокто уже едва ноги таскает.

Просит однажды Монокто:

— Позволь мне для себя рыбы наловить! Видишь — у меня живот уже к спине прилип! Пропаду я — как долг за отца отработаю!

Говорит Болда добрым голосом:

— Налови, налови, ладно! Только сперва — мне, в большой чан, потом — себе… Да мою острогу не бери. Да мою лодку не тронь.

Целый день Монокто рыбу ловил, пока чан Болда не наполнил. Тут дождь пошёл. Так и хлещет. Сел ангаза на берегу: как себе рыбу ловить? Лодки у парня нету. Силы у парня нету. Взял Монокто отцовскую острогу, а кинуть ее не может. Посмотрел парень на свои руки, заплакал:

— Погибаю я совсем, смерть подходит, руки мои сохнут! — Посмотрел на отцовское наследство: нож, острогу да огниво, и рассердился: — Плохие вы мне помощники! Столько лет работали вы, давно бы сами всё делать научились… А вы без рук моих ни на что не годитесь!

Стыдно стало ножу…

Зашевелился он на поясе у Монокто, из чехла выскочил, в лес побежал. Сухостой принялся рубить, целую гору нарубил. Тальник на шалаш принялся резать, много нарезал.

Посмотрело огниво на своего хозяина. А Монокто лежит — не шевелится. Выскочило огниво из мешочка, к сухостою подскочило, огонь выкресало, костёр разожгло.