Город золотых теней

– Будь осторожен. Даже если ты думаешь, что я тронулась, сделай вид, что веришь мне, и шарахайся от каждой тени. Не совершай глупостей и не делай очевидных ходов.

– Я позвоню в конце недели. – Дель Рей протянул руку Ксаббу: – Приятно было познакомиться.

Бушмен ответил на его рукопожатие.

– Все, о чем рассказала миз Сулавейо, – правда, – серьезно произнес он. – Это дурные люди.

Дель Рей, покраснев, кивнул, потом повернулся к Рени:

– Мне очень жаль… что со Стивеном так случилось. Передай отцу мои наилучшие. – Он наклонился, чмокнул Рени в щеку, порывисто обнял, потом развернулся и направился к берегу.

Рени смотрела, как он уходит.

– Когда мы разошлись, – проговорила она, – я не мыслила без него жизни.

– Все меняется, – ответил Ксаббу. – Ветер все уносит.

– Я боюсь, Рени.

Она глянула на Ксаббу. Бушмен молчал почти всю дорогу, глядя на испещренные окнами стены улиц-ущелий центра Дурбана.

– Из-за того, что случилось со Сьюзен?

Он покачал головой.

– Я скорблю по ней, да, и я в гневе на людей, совершивших подобное преступление. Но страх мой сильнее. – Он помолчал, глядя вниз, на свои ладони, сложенные на коленях, точно у запуганного ребенка. – Я боюсь снов.

– Ты говорил, будто видел что-то ужасное во сне в ту ночь, когда избили Сьюзен.

– И более того. С тех пор как мы побывали в том месте, в том клубе, мои сны обрели силу. Я не знаю, чего именно боюсь, но знаю, что меня – нет, нас всех – выслеживает кто-то огромный и злобный.

Сердце Рени заколотилось. Она и сама видела подобный сон. Или она вспоминает какой-то из снов Ксаббу, описанных им, как свой собственный?

– Неудивительно, – осторожно произнесла она. – Мы многое пережили.

Бушмен резко помотал головой.

– Я не о таких снах говорю, Рени. Это сны, тревожащие отдельных людей, составленные из привычных им картин – городские сны, если вас не обидит подобное определение. Я же говорю об ином, о разрыве в том сне, которому мы снимся. Я знаю разницу. В прошедшие дни ко мне приходили сны, подобные тем, какие видят в моем народе, когда близится дождь после долгой засухи или чужаки приближаются в пустыне. Это сон о том, что будет, а не о том, что было.

– Ты хочешь сказать – предвидение?

– Не знаю. Мне так не кажется. Это все равно что, определив по тени форму предмета, сказать, что видишь будущее. Когда Дед Богомол понял, что время его на земле прошло, что пришел час сесть за одним костром со Всепожирателем, он видел подобные сны. Даже когда солнце стоит высоко, мы знаем, что оно сядет за горизонт и придет ночь. И ничего сверхъестественного в этом знании нет.

Рени не знала, что ответить. Подобные мысли раздражали ее, закоренелую рационалистку, но опасения и прозрения Ксаббу она никогда не могла отбросить с ходу.

– Допустим – ради интереса, – что я тебе верю. Ты сказал, что нас кто-то выслеживает. Что это значит? Что у нас есть враги? Мы это знаем и так.

За окном сверкающие охраняемые башни делового района сменялись все более обшарпанными жилыми многоквартирками и мелкими лавочками, каждая – с собственной безвкусно-яркой неоновой вывеской. Уличные толпы казались шевелящимися бесцельно, случайно, как безмозглая полужидкая амеба.

– Я говорю о большем. В школе мы учили стихи – какого-то английского поэта, как мне помнится. О звере, ползущем к Вифлеему.

– Мне тоже помнится. Кровавый прилив. Безвластие над миром.

Бушмен кивнул.

– Образы, как мне говорили, из Апокалипсиса. Видение конца света. Я только что упомянул Деда Богомола и Всепожирателя. Видение сообщило Деду Богомолу, что грядет эпоха великих перемен, и он увел свой народ с лица земли, потому что время их завершилось. – Его тонкое лицо было спокойно, но в глазах, в выражении губ таилось лихорадочное отчаяние. Нет. Ужас. – Я чувствую, что мне даровано подобное же видение, Рени. Грядут великие перемены, э… как звучали те строки? Готов родиться зверь жестокий?

По спине у Рени побежали мурашки, точно ожил давно скончавшийся кондиционер в автобусе. Неужели ее друг сошел с ума? Он говорил, что городская жизнь погубила многих его соплеменников, – неужели эта одержимость снами и мифами предков станет началом религиозного помешательства, которое сгубит и его?

«Я сотворила с ним это. Страшно уже то, что ему пришлось приспосабливаться к совершенно чуждой жизни. Но это я затащила его туда, где ему не место, показала ему самые извращенные развлечения нашего общества. Все равно что бросить ребенка на поле боя или на оргии садомазохистов».

– И что же нам делать? – спросила она, пытаясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. – Откуда идет эта угроза… ты знаешь?

Ксаббу несколько секунд смотрел сквозь нее.

– Да. Я не могу назвать причин или следствий, но они и не нужны мне, чтобы указать, откуда идет зло, – даже слепой может найти костер. Я говорил вам, что этот клуб, «Мистер Джи», – дурное место. Так и есть. Но сердце тени не в нем. Он скорее похож на дыру в большом гнезде ос, понимаете? Если приложить ухо к дыре, то можно услышать тех, кто летает и жалит, но даже если залепить дыру глиной, осы останутся живы внутри, в темноте, и найдут себе другой выход.