Оставалась последняя веревка на руках Гула Хаджи, когда сверху раздался противный хохот, и, развернувшись, я увидел, как надо мной блеснуло что-то желтое.
— Ну и шустрые вы оба, — донесся до нас голос Рокина и его смех. — Но вы — слишком ценная добыча, чтобы мы могли позволить вам ускользнуть. Лучше еще поспите.
Гул Хаджи и я сделали отчаянную попытку вскочить на ноги и броситься на него, но наши путы были крепки.
Рукоятка меча взметнулась вверх.
И опустилась.
Я потерял сознание.
Глава 7
Через Западный океан в Багарад
Когда я снова очнулся, мы были в море. Я лежал в вонючем трюме корабля, сделанного не из дерева, а из какого-то другого материала.
Мои путы сняли. Боли почти не было, осталось только что-то вроде спазмов в мышцах. Голова была ясной. Недавние испытания сделали меня безучастным ко всему. Я знал, что чувства рано или поздно вернутся, а пока без них было даже лучше. Я смотрел на происходящее словно со стороны, благодаря чему был способен здраво все оценивать. Итак, мы находились на корабле. Замкнутое пространство, ограниченные возможности — и, следовательно, больше шансов держать события под контролем. На Марсе я оказался в подобной ситуации впервые, до этого все, что случалось здесь со мной, происходило на безграничных марсианских просторах.
По каким бы то ни было причинам — скорее всего из-за сплава всех перечисленных и еще многих других причин — я теперь мог лучше разобраться в том, что предстояло сделать. Во-первых, нужно было исследовать все украденные из города якшей машины и посмотреть, не было ли среди них того аппарата, который мог бы обуздать чуму. Бели мы его найдем, тогда будем думать, как его заполучить и — хотя эта мысль была мне противна — как уничтожить остальные. Если среди машин не окажется той, что мы ищем, придется уничтожить их все, и это будет, как всякое разрушение, делом нетрудным.
Корабль бросало из стороны в сторону, и приходилось напрягать все силы, чтобы меня не било о стены трюма. Корпус корабля казался сделанным из единого куска сверхпрочной пластмассы, найденной мной ранее в городе якшей. Трюм не был освещен, но когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел предметы, которые некогда были частями двигателя. Но сейчас это была груда металла. Последствия войны, которую марсиане называли Величайшей, войны, почти полностью уничтожившей шивов и якшей, а заодно — и саму планету.
Из дальнего угла я услышал стоны. Я узнал голос.
— Гул Хаджи, — сказал я. — Это ты?
— Я, друг мой, я. Или, скорее, то, что от меня осталось. Минутку, я должен убедиться, что я цел. Где это мы?
Во мраке трюма я смутно видел, как поднимается с пола гигантская фигура моего друга. Раздался грохот: это Гул Хаджи споткнулся и упал.
Тогда я, раскачиваясь из стороны в сторону, сам пошел к нему. Хотя в трюм снаружи почти не проходили звуки, я решил, что мы попали в страшный шторм. Я уже слышал, что по Западному океану путешествовать небезопасно, наверное, поэтому его так редко пересекали.
Гул Хаджи застонал.
— О, Майкл Кейн, мендишары совершенно не приспособлены для морских путешествий.
Корабль в очередной раз налетел на огромную волну, и нас швырнуло к стене трюма.
Вдруг в трюм ворвался луч света и хлынула морская волна, мгновенно нас промочив. В двери вырос какой-то бородатый дикарь.
— На палубу, — кратко приказал он. Из-за шторма мы едва расслышали его слова.
— В такую погоду?! — воскликнул я. — Мы же не моряки!
— Значит, вы ими станете, дружок. Пошевеливайтесь, Рокин хочет вас видеть.
Я пожал плечами и пошел к лестнице, которую разглядел теперь в свете, проходящем через дверь.
Гул Хаджи пошел следом.
Вместе мы поднялись на скользкую палубу, где поспешно схватили и больше не выпускали из рук веревку, натянутую посредине палубы между двумя огромными мачтами, на которых сейчас были спущены паруса.
Брызги разлетались во все стороны, вода заливала палубу, корабль казался легкой щепкой, которую болтало из стороны в сторону посреди сплошной серо-зеленой массы воды. И небо, и море были одинаково серыми, и невозможно было разглядеть, где заканчивалось одно и начиналось другое. Все над нами, под нами и вокруг нас было в движении. Никогда раньше я не попадал в такой ужасный шторм.
Если синий великан может позеленеть, тогда лицо Гула Хаджи было зеленым. В глазах я увидел страдание, которое не могло причинить одно только физическое неудобство, моего друга что-то мучило, какая-то душевная боль не оставляла его.
Мы пробирались на капитанский мостик, где возвышался Рокин, все еще в золотых доспехах. Он смотрел по сторонам с изумлением.
Нам каким-то образом удалось взобраться на мостик и встать рядом с ним.
Он повернулся к нам и заговорил. Я не мог разобрать слов, но по тону было ясно, что в речи его звучит то же изумление, какое было написано на лице. Я знаками показал ему, что ничего не слышу.
— Никогда не видел ничего похожего, — закричал он. — Вот чудеса-то будут, если мы не погибнем.
— Зачем ты позвал нас? — спросил я.
— За помощью, — прокричал он в ответ.