Города монет и пряностей

– В Аджанабе нет публики. Мы все играем и смотрим. Важно, чтобы театр вовремя открывался, никто не фальшивил и скульптуры выглядели как живые. Это Оперное Гетто… Бедолаги, до чего затратная у них профессия! Я могу играть, когда захочу, а где им взять ещё помады? И где купить новые балетные тапочки? Но они храбрые и самоотверженные, дают представления каждый вечер и дважды в неделю – дневные спектакли. Ведут себя как верные мужья.

Мы ненадолго задержались, чтобы посмотреть маленькую оперу. Мне ещё не доводилось видеть таких танцовщиц – попугайные перья в их платьях больше напоминали голые стебли, чем перья, но всё же что-то голубое и зелёное мелькало, когда они делали пируэты на сцене. Девушка на ходулях и с рожками обнимала высокого тенора в нелепой маске в виде тюленьей головы, у которой не хватало одного глаза; их страсть меня смутила. Показалось, им нужно уединиться, хоть это и было глупо. Поэтому я уставилась на основание сцены, в то время как голос девушки звучал в безлунной ночи, освещаемой лишь искрящимися факелами.

У подножия сцены был холмик с каменной плитой, где лежали корни имбиря с влажно поблескивавшими личиками, вырезанными в их желтой плоти; грубые букеты фиалок, нотные листы с обгорелыми краями и атласные кружева с пришедших в негодность сценических туфель. Пока я изучала этот миниатюрный памятник, представление завершилось, и танцоры, легко сойдя со сцены, отправились по домам, на ходу соскабливая помаду в маленькие деревянные баночки, чтобы сберечь её для следующего спектакля.

Тенор присел на край сцены и ухмыльнулся нам сквозь ветхую голову-маску из папье-маше.

– Показываешь достопримечательности провинциальной кузине, Фена?

– Едва ли. Сними свою нелепую штуку, Ариозо [30]. Мне эта история никогда не нравилась.

Он стащил тюленью голову с плеч и легко отбросил. На сцену упало несколько усов. Под маской оказалась голова большого бурого медведя с желтыми зубами и рваным ухом. У меня перехватило дыхание.

– Не надо так пугаться, жгучка. Голова – это всего лишь голова.

Он взял себя за подбородок и снял медвежью голову, обнажив щёлкающий клюв пеликана с большим мешком под ним. Издав тихий птичий крик, одной рукой сдёрнул птичью голову, ухватив её за кожистое горло. Под ней обнаружился симпатичный юноша в кудрявом белом парике и с аккуратно нарисованными бровями. Не церемонясь, он сорвал кудри прочь. Под ними была длинноухая шакалья голова с гладкой шерстью, чёрным носиком и весьма свирепыми челюстями. Я ждала, но эту морду он не снял.

– И всё? – опасливо спросила я.

– Возможно, – ответил он, продолжая ухмыляться.

– У нас нет на это времени. Пойдём, Ожог, ночь в Аджанабе не длится вечно.

– Погоди, постой! – воскликнул человек с головой шакала, поспешно спрыгивая со сцены. – Она смотрела на могилу и хочет услышать сказку! Я знаю, что хочет, чувствую это всеми фибрами своей озабоченной билетами души. Нам давно не удавалось поговорить с кем-то, кто не знает всех наших либретто и сценариев, Аграфена! Не будь такой жадиной!

– Я-то знаю все ваши либретто и сценарии, Ариозо. А ещё знаю, что за стеной-Симеоном разбила лагерь огромная армия, частью которой до недавнего времени была и она. Теперь отстанешь?

– Войско? Но ведь это полный зал!

Скрипачка бросила на парня свирепый взгляд, но миг спустя он снова принялся уговаривать:

– Фена, милая, ты должна уступить её мне хотя бы на несколько минут. Не будь эгоисткой! Ты же знаешь, от чего погибли наши поля, дымные твои кости? Давай я ей расскажу…

– Поля погибли, потому что за много веков земля истощилась и пересохла, – проворчала Аграфена и почесала под лопаткой длинным, изящным смычком.

– Ха! – Чёрная шакалья мордочка будто засветилась от рвения, розовый язык так и мелькал. – Это лишь твоё мнение! И какая опера из него получилась бы, а? Я никогда не был сторонником веризма [31]. Давай я расскажу ей сказку получше, о Герцогинях.

Сказка о Двух Герцогинях

В минувшие дни, когда пальмы были зелёными и высокими, а волокна шафрана пришивали к передникам маленьких девочек, у которых ещё молоко на губах не обсохло, Аджанаб был герцогством. В этом нет ничего удивительного! Столь абсурдный, заманчивый и привлекательный город, как наш, ни за что не смирился бы с королём. Герцоги более склонны к тому, чтобы их дочери терялись в зачарованных лесах или оказывались на зловещих островах, потерпев кораблекрушение. Герцог в значительно большей степени соответствует аджанабскому характеру, чем старый дурак в короне, сползающей с лысой башки.

У Герцога была дочь-красавица, как это иной раз случается с такими, как он. Её кудри были золотыми, как петушиная грудка, а глаза синее прилива. Почти все знали, что жена Герцога – чужестранка, но её никто никогда не видел. По его словам, она умерла при родах, и такое случалось достаточно часто, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Ещё младенцем герцогская дочь была миленькой и розовощёкой, её звонкий смех напоминал мелодичное чириканье воробья. Звали девочку Улисса.