Города Равнины / Содом и Гоморра.

Билли прикурил сигарету. Глянул на Аскинса. Потом на Джея Си.

— Играйте против них вы с Троем, — сказал он.

— Ну так поехали.

— Играйте вы с Троем. Начали.

— На что играем? — спросил Джей Си.

— Мне без разницы.

— Нет, ты уж реши что-нибудь.

— На что будем играть, Трой?

— Да как они скажут, так и будет.

— Мы, пожалуй, на доллар.

— Вот ведь богатенькие какие! Ну давайте, раскошеливайтесь каждый на двадцать пять центов. Джесси, ты за?

— Я за, — сказал Джесси.

Билли присел на табурет к бару рядом с Джоном-Грейди. Оба смотрели, как игроки опускают в автомат монетки в четверть доллара. Цифры на табло обнулились, звякнул звоночек. Трой посыпал из банки дорожку парафиновым порошком, подвигал туда-сюда шайбу и запустил.

— Открываю школу боулинга, — провозгласил он.

— Давай, покажи класс!

— Тому, чему можно научиться у опытного игрока, ты, да и все вы удивитесь.

Он запустил по дорожке шайбу. Звякнул звоночек. Отступив на шаг назад, он прищелкнул пальцами:

— Научитесь таким вещам, которые будут вам исправно служить всю оставшуюся жизнь.

— Мне надо поговорить с тобой, — сказал Джон-Грейди.

Билли пустил через всю комнату струю дыма.

— Давай, — сказал он.

— Отойдем.

— Давай.

Взяв свои бутылки пива, они отошли в другой конец заведения, где стояли столики со стульями, — ближе к эстраде для оркестра и отполированному бетонному танцполу. Отпихнув от столика два стула, они за него сели, поставили бутылки. Вокруг полутьма и затхлость.

— Спорим, я знаю, о чем речь, — сказал Билли.

— Н-да. Скорей всего.

Он сидел и слушал, ногтем большого пальца сковыривая этикетку с пивной бутылки. На Джона-Грейди даже не смотрел. Джон-Грейди рассказал ему про девушку, про «Белое озеро», про Эдуардо и про то, что сказал ему слепой маэстро. Он уже закончил, а Билли все сидел, не поднимая глаз, но сковыривать этикетку перестал. Сидит молчит. Немного погодя он вынул из кармана сигареты, одну сунул в рот, прикурил, а пачку и зажигалку выложил на стол.

— Ты со мной шутки шутить вздумал, признайся, — сказал он.

— Да нет. Нет вроде бы.

— Ты что, вообще, белены объелся? Может, растворителя для краски напился, нет?

Джон-Грейди сдвинул шляпу на затылок. Огляделся по сторонам.

— Нет, — сказал он.

— Ну-ка, давай, проверим, все ли я понял правильно. Ты хочешь, чтобы я пошел в мексиканский бордель в Хуаресе и выкупил эту проститутку за наличные, а потом переправил ее через реку и сюда на ранчо. Примерно так? Я ничего не перепутал? Нет?

Джон-Грейди кивнул.

— Сдурел совсем? Смеешься надо мной или как? Черт тебя подери. Такое впечатление, что ты совершенно спятил.

— Нет, я совсем не спятил.

— А я говорю, спятил.

— Я люблю ее, Билли.

Билли расслабленно откинулся на стуле. Его руки бесполезно свесились по сторонам.

— Уй-ё-оо! — проговорил он. — Черт тебя дери.

— Ну да, звучит дико, но я ж не виноват.

— Это все моя вина. Не надо было мне вообще тебя туда таскать. Ни в коем случае не надо было. Никогда. Никогда, вот ведь как. Это моя вина. Ч-черт, что теперь жаловаться, сам виноват.

Потянувшись вперед, он взял зажженную сигарету из жестяной пепельницы, куда только что положил ее, затянулся и выдул дым. Покачал головой.

— Ты мне вот что скажи… — проговорил он.

— Что сказать?

— Что, к дьяволу, ты собираешься с ней делать, если тебе удастся ее оттуда вызволить? Чего тебе, конечно же, не удастся.

— Женюсь на ней.

Билли замер, не донеся сигарету до рта. Снова отложил ее.

— Ну да, — сказал он. — Ну да. Вот теперь отвечай за тебя.

— Я серьезно, Билли.

Билли откинулся на стуле. Посидел, вскинул руку:

— Нет, ч-черт, я не могу поверить собственным ушам! По-моему, это я тут спятил. А если нет, то я последний сукин сын. Ты что, вообще последнего своего кроличьего ума лишился? Да, дружище, я последний сукин сын. Никогда, за всю свою жизнь я не слыхал ничего подобного.

— Я понимаю. Но что ж я могу поделать?

— Да ясно, что ни черта.

— Но ты поможешь мне?

— Нет и еще раз нет. Да ты знаешь хоть, что они с тобой сделают? Прицепят тебя за башку к этой их какой-нибудь машинке, включат большой рубильник и так поджарят твои мозги, что ты забудешь, как лезть во всякие неприятности.

— Я серьезно, Билли.

— А думаешь, я не серьезно? Я им помогу даже провода подсоединить.

— Понимаешь, мне туда нельзя. Он знает, кто я.

— Взгляни-ка на меня, сынок. Ты сам-то себя послушал бы! Что ты за чушь городишь! Ты хоть подумай, с какими ты людьми связался! Неужто ты и в самом деле полагаешь, что можешь прийти туда и начать торговаться с каким-то грязным сутенером, который запросто покупает и продает людей. Это тебе не ножиками торговать на лужайке напротив городского суда.

— Что ж тут поделаешь.

— Что ты мне все «поделаешь» да «поделаешь»! Что это значит — «ничего не поделаешь?»

— Ничего. Чему быть, того не миновать. Пускай.

— Пускай? Дерьмо собачье! — Он сгорбился на стуле.

— Еще пива хочешь?

— Нет, не надо. Под это дело я бы сейчас литр виски освоил.

— За то, что ты не хочешь в это ввязываться, я не виню тебя.

— Ну, уважил! Приятно слышать. Я прямо весь расцвел. — Он вытряхнул из пачки еще сигарету.

— Э! У тебя уже есть одна, причем зажженная, — сказал Джон-Грейди.