Города Равнины / Содом и Гоморра.

— Ходил, конечно. В те времена, когда я был пьющим. Последний раз в Хуаресе, то есть в Мексике, я был году этак в одна тысяча девятьсот двадцать девятом. Видел там, как какого-то мужчину застрелили в баре. Он стоял у стойки, пил пиво, а тот человек влетел, подошел к нему сзади, вытащил из-за пояса армейский самозарядный кольт сорок пятого калибра и выстрелил ему в затылок. Потом сунул ствол назад к себе в штаны, повернулся и вышел из заведения. При этом он не особенно даже и торопился.

— И что — насмерть?

— Да. Мужик умер прямо стоя. Запомнилось, как быстро он падал. Просто мертвая туша. В кино такие вещи ни хрена правильно не показывают.

— А вы где были?

— А я стоял с ним почти рядом. Все видел в буфетном зеркале. Из-за того случая я практически оглох на одно ухо. А ему почти что голову оторвало. Кровища, кровища везде! Мозги! На мне была новехонькая габардиновая рубашка «страдивариус» и вполне себе неплохая стетсоновская шляпа, так я все, что на мне было, сжег. Кроме сапог разве что. А уж мылся, оттирался… Девять раз, наверное, всего себя с головы до ног вымыл.

Он вновь устремил взгляд вдаль на запад, где небо начинало уже темнеть.

— Такие вот легенды старого Запада, — сказал он.

— Да, сэр.

— Во многих стреляли, многих убили.

— А кто они были — ну, те люди, что в старину жили здесь?

Мистер Джонсон провел пальцами по подбородку.

— Ну-у… — протянул он. — Думаю, народ, что здесь собрался, прибыл в основном из Теннеси и Кентукки. Из округа Эджфилд в Южной Каролине. Из южной части Миссури. Сплошь горцы. И их предки, которые жили в Европе, тоже были горцы. Эти стреляют запросто. Причем не только здесь. Они все прибывали, двигались на запад, и к тому времени, как оказались здесь, Сэм Кольт изобрел свой дешевый шестизарядный револьвер. Наконец-то они в силах позволить себе оружие, которое можно всюду носить на поясе! И все. Тут ни прибавить, ни убавить. Страна или местность тутошняя здесь совершенно ни при чем. Запад. Ну, запад. Да они были бы такие же, окажись они где угодно. Я много думал об этом, но ни к какому другому выводу прийти никак не могу.

— А когда вы были пьющим, вы здорово много пили, а, мистер Джонсон? Если, конечно, мне позволительно об этом спрашивать.

— Здорово много. Но все же я был не такой горький пьяница, как некоторые теперь утверждают. Но эта страсть была для меня не каким-нибудь шапочным знакомством.

— Да, сэр.

— Можешь спросить у кого угодно.

— Да, сэр.

— До моих лет доживешь, перестанешь обращать внимание на всякие пустые экивоки. Думаю, именно это Мэка иногда во мне напрягает. Но ты спрашивай, не стесняйся.

— Да, сэр. А пить вы как — взяли и бросили?

— Нет. Для этого у меня больно уж сильная была привычка. Я бросал и начинал снова. Бросал и снова начинал. Но в конце концов сподобился бросить напрочь. Может быть, просто стар стал для этого дела. Во всяком случае, доблести моей тут никакой нет.

— В том, что пили, или в том, что бросили?

— Ни в том, ни в другом. Нет никакой доблести в том, чтобы бросить то, чему предаваться все равно больше не способен. Красиво, да?

Он кивнул в сторону заката. Закат почти погас, оставив в небе лишь темный слоистый пурпур. Таящий в себе холод грядущей тьмы, который уже излился и затопил все вокруг.

— Да, сэр, — сказал Джон-Грейди. — Красиво.

Старик вынул из кармана сигареты. Джон-Грейди улыбнулся.

— Я смотрю, курить вы не бросаете, — сказал он.

— Хочу, чтобы меня похоронили с пачкой в кармане.

— Думаете, там они вам понадобятся?

— На самом деле не думаю. Но человеку свойственно надеяться.

Он бросил взгляд в небо:

— Интересно, куда зимой летучие мыши деваются? Им надо ведь что-то есть.

— Может, они какие-нибудь перелетные?

— Надеюсь.

— Как вы думаете, стоит мне жениться?

— Ч-черт, сынок! Мне-то откуда знать?

— Вы ведь так и не женились?

— Это не значит, что я не пытался.

— И что — попытка оказалась неудачной?

— Она мне отказала.

— А почему?

— Я для нее был слишком беден. А может быть, для ее папаши. Не знаю.

— А что было с ней потом?

— С ней странная произошла штука. Она потом вышла за другого парня и умерла в родах. В те времена это было вполне обычное дело. Очень была красивая девушка. Женщина. Но ей, кажется, и двадцати-то не было. Я до сих пор о ней часто думаю.

На западе умерли последние сполохи заката. Небо стало темным и синим. Потом просто темным. На доски около того места, где они сидели, легла полоса света от кухонного окошка.

— По некоторым иногда скучаешь, хочется знать, что сталось с теми или этими людьми. Где они живут, как у них дела или где они умерли, если умерли. Вспоминаю, например, старого Билла Рида. Частенько говорю себе, как бы самого себя спрашиваю: что, интересно, сталось со старым Биллом Ридом? Да только вряд ли я это узнаю. А мы с ним друзьями были, да.

— А еще?

— Что — еще?

— По чему еще скучаете?

Старик покачал головой:

— Вот щас как заведу!

— Что, по многому?