Города Равнины / Содом и Гоморра.

— В середине жизни, — сказал он, — я наметил на карте свой путь и долго его изучал. Пытался разглядеть узор, который он рисует по планете, — думал, что если разгляжу этот узор и вычислю его форму, то буду лучше знать, как продолжать его. Буду знать, каким мой путь должен быть. Смогу заглянуть в будущее своей жизни.

— И как оно вышло на деле?

— Да совсем не так, как ожидалось.

— А откуда вы знали, что это была именно середина жизни?

— Видел во сне. Потому-то я тогда и нарисовал свою карту.

— Как она выглядела?

— Карта?

— Да.

— Да интересная такая. Так поглядишь — такая, этак — этакая. Она предлагала много разных возможностей. Я даже удивился.

— А вы можете припомнить все те места, где бывали?

— Да, конечно. А вы — нет?

— Не знаю. Я где только не был. Ого! Ну, может быть, если подумать… Если б можно было остановиться, заняться этим вплотную…

— Да. Разумеется. Я так всегда и поступал. Одно влечет за собой другое. Не думаю, что наше путешествие может пройти для нас втуне. К добру это или к худу.

— А все же как бы вы ее описали? Эту вашу карту.

— Ну, это словно некое лицо; сперва ты видишь одно, потом повернешься, посмотришь под другим углом, и оно уже другое, а вернешься в прежнее положение, его и вовсе уже больше нет.

— Да куда же девалось-то?

— А не знаю.

— Так вы его видели или только думали, что видели?

Человек улыбнулся.

— Qué pregunta[329], — сказал он. — Какая разница?

— Не знаю. Думаю, что разница должна быть.

— И я так думаю. Но в чем она?

— Ну… С настоящим лицом так не бывает.

— Нет. То было не лицо, а этакий намек. Un bosquejo. Un borrador, quizás[330].

— Вона как!

— Во всяком случае, довольно трудно выйти за рамки собственных желаний и смотреть на вещи так, как хотят они сами.

— А по-моему, каждый видит только то, что находится прямо перед ним.

— Да. Но я так не думаю.

— А что это был за сон?

— Сон как сон, — сказал пришлый.

— Не хотите, можете не рассказывать.

— Откуда вы знаете?

— Ну, ведь вы можете мне вовсе ничего не рассказывать.

— Могу. Тем не менее там был мужчина, ехавший через горы, и прибыл он в одно такое место в горах, где когда-то давным-давно собирались некие странники.

— Это во сне все?

— Да.

– Ándale pues[331].

— Gracias[332]. Так вот — где когда-то давным-давно собирались странники. En tiempos antiguos[333].

— А вы этот свой сон уже рассказывали.

— Рассказывал.

– Ándale.

— En tiempos antiguos. То был высокий перевал, и когда он на него вышел, там оказался камень вроде стола, причем этот каменный стол был очень-очень древний; в ранние дни существования планеты этот камень упал с высокого peñasco[334] на дно прохода и остался лежать плоским сколом к солнцу и ветру. Но на поверхности этого стола все еще можно было разглядеть пятна крови тех, кого убили, разложив на нем, чтобы умилостивить богов. Железо, содержавшееся в крови этих исчезнувших жертв, вычернило камень, и эту черноту до сих пор еще можно увидеть. Да плюс зарубки, оставленные на камне топорами или, уж не знаю там, мечами. В общем, было понятно, что на нем делали.

— А такое место правда существует?

— Не знаю. Да. Такие места есть. Но это место не было одним из них. Это место чисто приснившееся.

– Ándale.

— Короче, путешественник на это место прибыл к ночи, в горах становилось все темнее, в проходе усиливался ветродуй, с каждым часом все более холодный. Желая отдохнуть, он сбросил с себя свою ношу, снял шляпу, чтобы охладить лоб, и тут его взгляд упал на алтарный камень, которого ни воды, ни штормовые горные ветра не смогли очистить от пятен крови. И он решил там ночевать — вот ведь каково бывает безрассудство тех, кого Господь, по милости своей, хранит от того, чтобы они в должной мере испытали все превратности этого мира.

— Кто был этот путешественник?

— Не знаю.

— Это были вы?

— Навряд ли. Хотя опять-таки: уж если въяве мы самих себя не сознаем, неужто сможем опознать во сне?

— Думаю, я бы понял, я это или не я.

— Ага. А разве вы не встречали во сне людей, которых прежде никогда не видели? Ни во сне и никак.

— Встречал, конечно.

— И кто были эти люди?

— Не знаю. Персонажи снов.

— И вы решили, что придумывали их. В каждом таком своем сне.

— Ну да. Наверное.

— Въяве вы это делать можете?

Билли сидел положив руки на колени.

— Нет, — сказал он. — Мне кажется, нет, не могу.

— Вот видите! Как бы то ни было, думаю, что ваше «я» и во снах, и въяве предстает лишь таким, каким вы хотите себя видеть. Рискну предположить, что каждый человек гораздо многограннее, чем ему самому кажется.

– Ándale.