Подъём ему давался, и в самом деле, тяжело. Однако помирать он почему-то очень не хотел — равно как и сильно отставать. Едва вскарабкавшись на край обрыва, я принялся тянуть канат вместе с тяжеленным мужиком. Руки и так устали от подъёма, а тут ещё к весу каната прибавился и вес незнакомца — в общем, стало совсем нелегко. Снизу принялись противно скрипеть скамори.
— Д-ло др-нь! — буркнул незнакомец, вываливаясь на уступ и сразу принимаясь помогать мне вытягивать канат.
Из храма на зов своих подданных выползла гигантская сколопендра и, резво перебирая ногами, направилась к склону. К счастью, она не стала плеваться в нас кислотой. Видимо, решила, что раз путь к добыче идёт по поверхности, а не в воздухе, то и суперудар использовать необязательно. На краю площадки, ведущей к подъёмнику, она взяла разгон и, добежав до скалы, начала подниматься.
Взвизгнула Нанна, а мы с незнакомцем принялись в четыре руки вытягивать остаток каната на предельной скорости — и когда глаза твари застыли под скосом обрыва, вся её добыча сразу отпрыгнула от края. История с первого моего подъёма повторилась: когти скамори, выбивая каменную крошку, заскользили по поверхности скалы, и огромная туша полетела вниз, погребая под собой более мелких сородичей, не успевших убраться подальше.
— Сд-хни, с-ка! — радостно сообщил ей незнакомец.
— Это вряд ли… — с сомнением ответил я. — В прошлый раз очухалась через несколько минут.
Так случилось и на этот раз. Тварь полежала, вывернулась, встала на многочисленные ножки и поползла обратно в храм.
Впрочем, веселье в городе только начиналось. Мы не слышали криков из Нового Экори, но незнакомец очень красноречиво указал в том направлении и чирканул себя по горлу большим пальцем. Похоже, всем выжившим в городе приходил конец, что и означала выразительная пантомима.
— Я Фант, — представился я.
— А я Нанна, — выглядывая из-за моей спины, произнесла девочка.
Незнакомец посмотрел на нас, всё пытаясь сообразить, чего от него хотят, а потом задумчиво почесал бороду и представился:
— Р-б-ри!
— Рбри? — переспросил я удивлённо.
Незнакомец посмотрел на меня, как на глухого идиота, а потом тяжело вздохнул, собрался с силами и заговорил членораздельно. Я бы даже сказал, излишне членораздельно:
— Ру-у-у-б-б-а-а-р-ри! — незнакомец снова вздохнул и, вытерев пот с лица, сел прямо на землю.
Беда была лишь в том, что хоть я и понял, какие гласные вставлять, но не представлял, сколько их должно быть: «руубари», «рубаари», «руубаари». А теперь ещё и двойная «б», видимо, добавилась…
— Очень приятно с тобой познакомиться, Рубари! — пришла мне на помощь Нанна.
— А давайте, раз уж мы познакомились, — предложил я, — наконец, найдём в себе силы… И переместимся под крышу, где хотя бы тепло и сухо.
Вода давала о себе знать, пропитав верхнюю одежду и добравшись местами до кожи. И вот там, где влага соприкасалась с телом, было очень уж холодно…
Рубари в ответ на мои слова лишь удивлённо глаза округлил. Он, видимо, никак не ожидал, что у нас здесь имелось настоящее убежище. А уж когда увидел, только одобрительно покачал головой.
— Х-р-шо устр-лись! — оценил он.
Пока мы сохли и приходили в себя, Рубари рассказал нам свою печальную историю. Однако, поскольку был он человеком простым, да и вообще любил выпить, мне придётся опустить все те цветастые и краткие выражения, которыми он обильно перемежал рассказ.
Вкратце его история звучала так: жил да был Рубари-мастер. Да не на все руки, а только на одну — и та росла из неправильного места (кстати, это почти дословно отображает, что он рассказывал). А всё потому, что был Рубари несколько невоздержан в потреблении слабоалкогольных напитков. Начинал-то он, понятное дело, талантливым ремесленником. Спустя годы Рубари, конечно, серьёзно жалел о своём алкоголизме, но только в те короткие и счастливые периоды, когда был трезв. В общем, к своим годам — кстати, не таким уж и большим — он остался без работы, без жилья и без средств к существованию. И тут пришли скамори…
Рубари повезло — его мерзкие твари не тронули. Почему не тронули? Так побрезговали же! Воняло тело сильно — и вовсе не тем, что любят нюхать нормальные твари. Когда Рубари проснулся за столом кабака, где накануне оставил весь свой случайный заработок, вокруг были только трупы. И первое, что Рубари сделал — налил себе с горя бухла и пошёл квасить дальше.
Бухло закончилось на второй день. Последний бочонок молосы вынесли мародёры, которым и самим всего не хватало. На юге Нового Экори к этому времени образовалась небольшая община старателей и работяг, которые пытались выжить. Вместе с бочонком они заодно вынесли и Рубари. И тогда в жизни несчастного алкаша настал чёрный период выздоровления от зависимости, когда его ломало так, что просто ужас брал (вот на этом моменте мне пришлось заткнуть уши Нанне — рано ей ещё такие слова знать). Историю с дирижаблем они все проспали, на своё счастье, видимо — проснулись, когда злосчастный транспорт уже грохнулся на землю.