Городок мой, Сиривада

Итак, ее имя Лила. Но, говоря о ней, никто не назовет ее просто «Лила»: один скажет — «очаровательная Лила», другой — «прекрасная Лила», третий — «красавица Лила», четвертый — «Лила, созданная для любви», и все эти эпитеты были даны ей не зря. В прекрасном городе должна быть богиня красоты — такой богиней в Сириваду явилась Лила. Она не была исконной жительницей Сиривады. Ее выдали замуж в деревню Веннела Динне́, что означает Лунный курган, и оттуда, как небесная дева с заоблачных высот, перенеслась она в Сириваду. Дело в том, что жители Веннела Динне были весьма далеки от городской цивилизации. Там пили свежее пахучее деревенское молоко, а кофе совсем не признавали. На обсаженных деревьями улицах Веннела Динне стояла только одна тумба для афиш, на ней — чудом сохранившийся плакат кинорекламы пятилетней давности. Полотняный тент единственного летнего кинотеатра был совсем рваный, а картины там показывали допотопные.

Женщины Веннела Динне казались совсем дикими, так что по сравнению с ними мужчин можно было считать цивилизованными, хоть они и называли кинематограф «биоскопом», а поезд «дымящей повозкой». И среди таких людей приходилось жить Лиле! Ее гордость не могла с этим примириться. Если б ее муж был больше приобщен к миру цивилизации, чем эти неотесанные болваны! Но Ситарамулю был такой же деревенщиной. Он, правда, учился в школе, но по-английски — ни в зуб ногой. О сладкие звуки английской речи, как любила их Лила! «Если поздней найт[22] спать легли, то морнинг тилл илевен о’клок[23] никогда не вставайте. А утром я обязательно пью бед-кафи[24]». Такая речь ласкала слух Лилы, как сладкозвучные трели индийской кукушки, — говорили люди ее круга, в котором она вращалась до замужества. Вряд ли их можно было назвать высокообразованными людьми, но ведь английская речь рассеивает кромешный мрак невежества. Если бы Лила не слышала хоть изредка этой речи, она сошла бы с ума.

Бесспорно, и в Веннела Динне люди тоже имели дома, они жили в них — но разве эти дома можно назвать домами? И разве эту жизнь можно назвать жизнью? В тех домах в одном углу стояли корзины с рисом, в другом — мешки с пальмовым сахаром. Там громоздилась куча земляных орехов, тут — груда огромных, как голова Раваны[25], тыкв. Под балками потолка подвешены бесчисленные связки красного лука и гирлянды сухих листьев фигового дерева. Куда ни поглядишь, всюду разбросаны лопаты, большие и маленькие, садовые ножи, серпы! На веранде валяются камни для дробления ореховой скорлупы. О великий Рама! Где же гостиная, не говоря уже о картинной галерее? Где холл? А кухня? А что такое ванная комната — они и знать не знают! И мужчины, и женщины — все совершают омовения на небольшом огороженном заднем дворике. А разве они знают, что такое туалет? Нет, Лила не могла дольше выносить такую жизнь! Как героини виденных ею кинофильмов, она бросалась на кровать и, закрыв лицо руками, стонала: «О всевышний! Жизнь для меня — тяжкое бремя!» Муж пытался увещевать Лилу, обещал перестроить дом, выписать газеты… Но решимость Лилы осталась непоколебимой, и она навсегда покинула Веннела Динне.

Но почему же она оказалась в Сириваде? Да очень просто. У Нагарадзу-гару была жена Наванитамма. Лила приходилась ей родной сестрой.

Дом Нагарадзу-гару, образ жизни его семьи, люди, собиравшиеся в этом доме, — все пришлось Лило весьма по вкусу, так же как и магазины с богатым выбором дорогих сари, кино и концерты, знакомство с избранным кругом. В общем, любой плод на дереве этого общества, к которому Лила протягивала руку, сам падал в ее ладонь.

Прошло два месяца, и Нагарадзу-гару получил письмо от свояка из Веннела Динне. Ситарамулю писал:

«Вот уже два месяца, как Лила уехала. Она и не подумала спросить согласия ни у меня, ни у старших в доме, но мы полагали — ладно, она вернется. Однако она и не думает возвращаться, хотя давно уже настало время. Если она еще задержится, то это уже нельзя будет объяснить окружающим приличным образом. Поэтому, пожалуйста, не разрешайте Лиле больше у вас жить. Немедленно отправьте ее в Веннела Динне…»

Это письмо должно было бы вывести Нагарадзу-гару из себя, но он решил, что если человеку не хватает толики разума, то гневаться на него бессмысленно. Ответ его свояку был написал спокойным и рассудительным тоном: