Городок мой, Сиривада

Через некоторое время Лаласа вернулась в общежитие. После их свадьбы Синг не раз пытался расспросить ее, как она пережила это тяжелое для нее время. «Не хочу вспоминать», — решительно отвечала Лаласа.

Она стала замкнутой, но со знакомыми здоровалась.

Однажды Синг, опаздывая на лекцию, бежал, не глядя перед собой, и толкнул кого-то.

— Извините, — пробормотал он на бегу.

— Я не говорю «прощайте», — с улыбкой откликнулась Лаласа.

Узнав ее, он остановился и забыл думать о лекции. После этой встречи последовали другие — они снова стали вместе гулять по пляжу, как прежде, но Лаласа очень изменилась. Ни следа прежней кипучей радости, веселости, лукавства — всегда грустная и молчаливая.

На каникулы студенты разъезжались по домам. Лаласа отправлялась к отцу. Синг не надеялся больше ее увидеть. Друзья провожали Лаласу на станции. Она попрощалась со всеми и прошла в вагон. Оставалось еще несколько минут до отхода поезда, и она глядела в окно. Сердце Синга сжалось — Лаласа показалась ему красивой, как никогда.

Она что-то говорила, но гудок паровоза заглушил ее голос. Синг вскочил на подножку, вошел в купе, где была Лаласа. Он приблизился к ней, чтобы расслышать ее слова, но в эту минуту поезд тронулся. Оба от неожиданности рассмеялись. Остальные провожающие побежали за поездом.

— Эй, сходи! — крикнули они Сингу.

Он взял ее руку.

— Пора прощаться, — сказала она.

— Не говори «прощай»! — умолял он, сжимая ее руку.

Поезд набирал скорость.

— Сходи, сходи, — кричали друзья.

— Я уезжаю, — отозвался он, сам не понимая, что говорит.

— Это же купе для женщин!

— А билет?! — спрашивали его с притворным ужасом.

Синг сел рядом с Лаласой. Поезд миновал платформу, и провожающие исчезли из виду.

Синг не помнил, он ли обнял Лаласу или она его. Губы их сблизились, дыхание смешалось. Вдруг она отпрянула от него. Смех ее был похож на рыдание.

Мимо проносились платформы, освещенные фонарями.

Некоторое время они молчали.

— Что ты будешь делать у отца? — спросил Синг.

— Замуж выйду.

— За кого?

— За кого-нибудь…

— В колледж не вернешься?

— Нет…

Он сам не знал, как вырвались у него эти слова.

— За меня выходи… Лаласа, я тебя люблю…

— За тебя?

— Я тебя недостоин?

— Ох, что ты…

Слово «нет» не было сказано, но Синг понял — надеяться ему не на что. Он молчал, отвернувшись от Лаласы. Любовь и мечты представились Сингу остывшим пеплом.

Поезд остановился на станции. В купе входили какие-то женщины. Лаласа не смотрела на него. Он встал и протянул ей руку.

— Напишешь?

— Ладно…

Совершенно подавленный, Синг вышел из вагона.

Снова пришли на память последние дни их семейной жизни с Лаласой — она тогда словно окаменела. Ни уговоры, ни упреки не действовали… Если бы он сумел по-настоящему поговорить с ной, убедить ее, что этот Мальванкар…

Синг вздохнул и очнулся от воспоминаний. Дождь перестал, подул прохладный ветер. Если бы Лаласа не ушла от него, он приехал бы с ней сюда, в Бхимли. Гуляли бы по берегу, она прижалась бы к нему, озябнув в этот дождливый, ветреный вечер. Неужели она сейчас в Бхимли? И это действительно она — женщина, которая оказала им помощь на берегу моря?

Тогда она ему не написала, а у него не было адреса, чтобы послать ей письмо. Он вернулся после каникул в Мадрас и приступил к занятиям. Образ Лаласы становился в его памяти все более смутным и далеким. Он даже думал иногда — а если бы она согласилась выйти за него замуж, что сказали бы его родные? Принесло бы это счастье ему самому? Наверное, лучше, что она исчезла.

Однажды он гулял с друзьями по пляжу. Впереди они заметили большую толпу, окруженную конной полицией. В то время проводилась соляная сатьяграха.

Синг с друзьями подошел к толпе; через головы людей он увидел переносный очаг с потухшими углями, на нем большой глиняный горшок. Какая-то женщина выложила соль из горшка на блюдо и, подняв блюдо над головой, встала на стул.

— Соль! Соль! Бесценная соль! Соль, за которую проливали кровь патриоты Индии! Кто купит соль?

Глаза женщины блестели. Кофточка и сари на ней, облегавшие красивую фигуру, были из кхаддара. Волосы развевались на ветру. Никто не подходил покупать соль.

— Эй, мужчины! Чего же вы боитесь? Кровь в ваших жилах течет или вода?!

Она гордо вздернула подбородок, и, увидев откинутое назад лицо, Синг узнал Лаласу.

Ее губы, которые когда-то поцеловали его, были искривлены презрением, отвращением — к трусости этих мужчин и его, Синга!

— Десять рупий! — вскричал Синг.

— Берите, — ответила она, выглядывая его в толпе. Он с трудом пробрался к ней.

— Двадцать… сто… двести рупий, — раздались возгласы с разных сторон.

Но тут конная полиция смяла толпу, и началось что-то невообразимое — свист, гам, пронзительные крики. Натиск лошадей, удары полицейских дубинок, жалобные стоны… Синг упал на землю и увидел над собой мелькающие ноги.

Он очнулся в красивой незнакомой комнате, освещенной электрическим светом. Он лежал на кровати, рядом на стуле, спиной к Сингу сидела девушка с прялкой в руках, одетая в одежду из кхаддара. Где же это он? Синг почувствовал головокружение и закрыл глаза.