Городская фэнтези 2006

— Ладно, разменялись. — Гиена бухнулся на табурет, положив оружие перед собой на стол. — У меня полмагазина и один полный. Говори, что делать.

— А у нас денег-то нет, — криво хмыкнул Рысь.

— А я для хохмы поработаю задаром.

— До коих пор? — Олень сел напротив.

— До похорон Джуанина.

— Это мало. — Олень потер наметившуюся на подбородке щетину.

— Чего же больше?

— Вообще-то словам веры нет, — задумчиво прищелкнул языком Олень, — но есть слова, которые нельзя нарушить безнаказанно, даже если никто не следит за их соблюдением. Пойди и скажи Лесу, что ты никогда не причинишь вреда живущим здесь. Тогда мы тебя примем.

— Кому сказать? — не уловил Гиена.

— Лесу.

— А… Что именно?

— Да что на ум придет, только честно.

— Хм… Ну а если…

— А если обманешь — тогда лучше в Лес тебе не входить. Ни в наш, ни в какой другой.

— Ну а если я откажусь?

— Заберешь свои полтора магазина и пойдешь воевать один, — вставил Рысь. — Сам по себе. Ни мешать, ни провожать не станем.

— Попробую сказать. — Гиена поднялся. — Один в поле не воин.

— Мы будем здесь, — промолвил Олень ему вслед.

* * *

Предвидя важность процедуры и не желая быть на виду, Гиена отошел от строений подальше — туда, где Лес был особенно тихим. Лес словно ждал его, но ждал настороженно, недоверчиво.

Гиена постоял молча — нужные слова никак не приходили на ум, а трепаться впустую он не любил. Лес веял на него запахом трав и листвы, сухой коры и ночных цветов.

— Я не охотник, — наконец вымолвил Гиена, сам над собой насмехаясь в душе — что за дурь? Лесным колдовством решил заняться, как пацан… Неужели это кто-то услышит и примет как обещание? — Я не охотник, — повторил он, точно зная, что не врет. — Никогда этим не увлекался. Так вот, тут я никого не убью и зазря пальцем не трону.

Ответа не было — Лес молчал, ожидая еще чего-то, пока не сказанного.

— Я хотел сказать, — уточнил Гиена, — не только здесь, но и вообще — ни в каком Лесу, сколько их ни есть. Честное слово.

Лес вздохнул, зашелестел — или то был порыв ветра? Напряжение и неловкость Гиены как рукой сняло.

— Ну, все. — Гиена сдвинул берет на затылок. — Значит, поговорили…

— А мне ты ничего сказать не хочешь? — мягко проурчал голосок сзади. Гиена крутанулся винтом, принимая боевую стойку и готовый въехать ногой в любую подвернувшуюся челюсть. Изящно подбоченясь, позади стояла Росомаха и посмеивалась сквозь сжатые губы, щуря глаза.

— Ты, с-стерва… — выдавил Гиена. Он тут всерьез зарекается не губить зверей, а эта тварюга за спиной хихикает!

— Но-но! — Росомаха отпрянула гибким движением. — Ведь обещал зазря не трогать… Я ведь… м-да… по следу пришла, на два словечка…

— Ну?!

— Ну, раз уж так… — Она поискала глазами вверху что-то такое, чего там отродясь не было. — Короче, мы в расчете, да? Ты не в обиде? Ты что, — разъярилась вдруг она, — в натуре ждешь, чтоб я тут извинялась?!

— A-а, ты насчет ножичка, — процедил Гиена, нехорошо улыбаясь. Нож Росомахи он помнил — совсем недавно она так близко его показывала, что любой суд признал бы это за угрозу оружием. — Я принимаю извинения только в письменной форме, но для тебя сделаю исключение. На колени — и в голос.

— А хи-хи не хо-хо?! — совершенно взъерепенилась Росомаха. — Иди ты в баню!..

— Только с тобой, — схамил Гиена — и едва не пропустил удар ногой. Обиженная лесная деваха била не шутя, в полный контакт, но и Гиена знал кой-какие блоки и выпады, так что махала Росомаха в основном по воздуху, в котором изредка мелькал Гиена.

— Вертлявый! — фыркнула она, отпрыгнув и опять приняв стойку.

— А то! — в тон ответил Гиена.

— Заболталась я с тобой. — Стойка единоборца плавно сменилась у Росомахи стойкой манекенщицы. — Чао, придурок!

— Про должок не забудь! — бросил ускользающей тени Гиена.

* * *

Эве пригодились скудные познания по доврачебной помощи — там, где Бобр пользовал раненых, она лишней не оказалась. Нашлись для нее и стоптанные кеды, и брюки (Слону впору), и рубашка с отпоротыми рукавами, ожидавшая разжалования в половые тряпки, но это все же лучше чем ничего.

Только она наметилась упасть куда-нибудь мешком и задрыхнуть, как вдруг, будто чертик из шкатулки, перед ней выскочил запыхавшийся Волчок, от неудержимой радости скалясь широченной улыбкой и откровенно горя счастливыми глазами.

— Ну, ты! — он не нашел других слов для приветствия. — Как сама-то? Слышь, у меня кофе есть, горячий — хочешь?

Словно не дрались над Псом, и фляжку не он ей швырял!.. Но встреча была так приятна Эве, что и ее радость открылась навстречу легким, слабым, светлым смехом усталого человека, и она качнула головой — пойдем!..

Кофе и впрямь оказался огненным, а заварен был — чтоб мертвого поднять. Эва, обжигая губы и пальцы, пила маленькими глоточками из крышки термоса, а Волчок говорил быстро, будто боялся, что в паузе она скажет что-нибудь наотрез:

— …ты понимаешь — наши стали сюда просачиваться! Мало, правда, пришло, но команда подбирается — на отрыв! И оружие подтаскивают — вон Вук, наш родич с Боснии, чего-то приволок такое… — Он показал руками, как рыбак — сорвавшуюся щуку.

— Так скоро?.. Как он успел?