Городская сюита

«Что я ей скажу? — подумал Олег, не представляя, как сейчас вторгнется со своим признанием в эти мирные, домашние заботы. — Зачем? Но Алина сказала… Да, она действительно расскажет. Значит, нужно самому… А может, так лучше? Все равно это случилось бы. Какая разница, в этот раз или в другой? Тянуть — только себя мучить. Решение ведь давно принято. Тогда…»

Не закончив своей мысли, Дольников шагнул в кухню.

Ирина как раз снимала с плиты сковородку с яичницей. Тарелка с гренками уже стояла на столе, остывала для Алины. Не хотелось ей мешать в эту минуту, и Олег сел на стул, чувствуя себя донельзя глупо и совершенно не представляя, что он должен говорить. Ужас от того, что должно произойти, вдруг сковал его, точно морозом, и если бы не обещание Алины, он отложил бы этот разговор до лучших времен, с облегчением приступив к завтраку. Но слова дочери отрезали путь к бегству, и хотелось, наконец, положить начало своей новой жизни, о которой он столько думал в последнее время, и поэтому выходило, что отступать некуда, и надо произнести эти роковые слова, а дальше — будь что будет.

— Ты чего? — не оборачиваясь, спросила Ирина. — Я же еще не звала. Или сегодня торопишься?

— Нет, — ответил Олег. — Я… Нам надо поговорить.

— Говори, — отозвалась она, стоя к нему спиной.

— Ты не могла бы… — начал Олег.

Но Ирина поставили перед ним тарелку с дымящейся яичницей, вручила вилку и снова отвернулась.

— Ира! — сказал напряженным голосом Дольников.

Жена замерла, затем медленно повернулась.

— Что?

Дольников снова струсил. Теперь, когда она смотрела в глаза, произнести эти слова казалось ему чем-то немыслимым, чем-то сравнимым с тем, если бы он сейчас взял нож и воткнул в нее, точно в неживое тело. А она была живой, и смотрела на него знакомыми серыми глазами. Лицо ее, обычно сердитое, было почти таким, как в молодости, когда они могли просто разговаривать, не волоча каждой фразой обиды, точно гири, и смеялись над шутками друг друга без выискивания в них подвоха. И верили, что каждый делает жизнь другого чуточку лучше — сейчас и навсегда.

«Как это у них так просто получается в кино? Это же невозможно. Просто НЕВОЗМОЖНО», — думал Дольников, глядя в глаза жены.

— У тебя рак? — спросила она с улыбкой.

Это подобие шутки — Ирина часто так шутила в последнее время — привело его в чувство.

— Нет, — сказал он и неловко пошутил в ответ. — У меня хуже.

— Что же может быть хуже? — спросила она.

— У меня другая женщина, — проговорил скрипучим голосом Дольников.

— Чем же это хуже? — удивилась жена. — Радоваться надо, мужчина!

— Ира…

— Поздравляю тебя. Так держать.

Ирина вскинула сжатый кулак, затем отвернулась к столу и принялась что-то мелко нарезать на разделочной доске.

— Ты не удивлена? — спросил Дольников, помолчав.

— Нет, — бросила Ирина. — Я знала.

— Как… знала?

— Так.

Она снова повернулась к нему.

— Какая-то милая женщина позвонила мне с месяц назад и сообщила, что у тебя роман с молодой сотрудницей, Дианой, кажется?

«Это Филонова, — подумал Олег. — Больше некому…»

Он молчал, не представляя, что нужно говорить в такую минуту. Молчала и жена, глядя на него. Пауза становилась все более затянутой, и служила явно не в его пользу.

— Но почему ты… ничего не сказала? — выдавил наконец из себя Дольников.

— А что я должна была говорить? — пожала плечами Ирина. — Выспрашивать подробности? Нет уж, уволь. И потом, я подумала, что это пустая сплетня и не придала значения…

Внезапно голос ее дрогнул, она отвернулась, и Дольников с ужасом подумал, что сейчас она разразится рыданиями. А он не будет знать, что делать. То ли успокаивать, прыгая вокруг нее и бормоча слова извинения, то ли молча сидеть и ждать, чем закончится этот приступ. Или в панике бежать.

Но Ирина просто замолчала, возясь на столе с продуктами. Только сейчас Дольников заметил, что она готовила салат из каких-то зеленых листьев и стеблей — видимо, для своей диеты.

Ее хладнокровие в такую минуту поразило его. Конечно, ему не хотелось слез, и он был рад, что все обошлось, но все-таки мастерить как ни в чем не бывало салат, когда происходит крах ее семейной жизни — это было что-то запредельное.

— Ты женишься на ней? — спросила она вдруг.

— Не знаю… — проговорил застигнутый врасплох этим вопросом Олег.

— Женись, — сказала Ирина. — Веди себя как порядочный человек.