Городские легенды

Я пытаюсь спрятаться в тени, но дверь совсем мелкая, а коп все ближе и ближе, вот он уже остановился передо мной, заслоняя и без того тусклый свет фонарей, и я понимаю, что влипла. Но в тюрьму для малолеток или в очередную приемную семью я не пойду ни за что. Поэтому для начала я думаю предложить ему отсосать – конечно, копы проституток за людей не считают, но на халяву и они падки, – но тут он поворачивает голову, свет падает на его лицо, и я сразу понимаю: здесь этот номер не пройдет, он малый честный. Новичок, полицией так и бредит, участок, наверное, первую неделю топчет, высматривает, кому бы помочь, а это значит, что я крупно попала. При моем-то везении наверняка окажется, что он верит, будто всякие там социальные работники действительно горят желанием помогать таким, как я, а не компостировать мозги своими бюрократическими заморочками.

Все, нет больше сил.

В этот миг я жалею, что у меня нет финки, как у Роба, – он вечно совал ее мне под нос, когда думал, что я слишком мало принесла. Хочется кого-нибудь прирезать. Этого копа. Себя. Все равно кого. Только выпустите меня отсюда.

Он садится на корточки, чтобы не смотреть на меня совсем уж сверху вниз, ведь я лежу на земле, и спрашивает:

– Что, сильно плохо?

Я смотрю на него, как на инопланетянина. Сильно ли мне плохо? Да уж куда хуже, хотелось бы мне знать.

– Лучше не бывает, – говорю я ему.

Он кивает так спокойно, как будто мы говорим о погоде.

– Как тебя зовут?

– Джилли, – говорю я.

– А дальше как?

– Э-э-э…

Я вспоминаю родителей, которые от меня отвернулись. Вспоминаю тюрьму для малолеток и приемные семьи. Смотрю на него и вижу у него за спиной, на стене дома, два плаката. На одном реклама лосьона для загара – ну там еще собака нарисована, и она стягивает с девчонки плавки, знаешь? Наверняка педофил какой-нибудь такое выдумал. А на другой Веселый зеленый великан торгует кукурузой. Я беру по одному слову с каждого и предлагаю их копу:

– Джилли Копперкорн[34].

– Как думаешь, Джилли, стоять ты можешь?

«Если бы я могла стоять, валялась бы я разве тут на земле?» – проносится у меня в голове. Но я все же пытаюсь. Он помогает мне, поддерживает, когда меня начинает шатать из стороны в сторону.

– Захомутал, значит? – спрашиваю я его.

– А ты совершила преступление?

Я и не подозревала, что еще могу смеяться, но смех так и рвется из меня наружу. Хотя мне нисколько не весело.

– А как же, – отвечаю я. – Родилась.

Он замечает мою сумку, которая лежит на земле. Прислоняет меня к стене, нагибается, подбирает ее, и на асфальт высыпаются мои рисунки. Он проглядывает их, прежде чем положить обратно.

– Ты рисовала?

Мне хочется презрительно усмехнуться ему в ответ, бросить что-нибудь вроде «не твое собачье дело», но я чувствую, что меня на это просто не хватит. Стоять и не падать – вот все, что я еще могу. Поэтому я отвечаю:

– Да, я.

– Отличная работа.

Ага. Я, видишь ли, гениальная художница, а бомжую так, для вдохновения.

– Жить тебе есть где? – спрашивает он.

Опаньки, неужели я его неправильно прочитала? Может, он решил меня подобрать, отвести к себе, отмыть и оттрахать?

– Джилли? – спрашивает он, когда я не отвечаю.

«Конечно, – просится у меня с языка. – Все дворы и подворотни города в моем распоряжении. Везде меня ждут с распростертыми объятиями. Живу как принцесса гребаная». Но я только качаю головой.

– Я хочу познакомить тебя с одним человеком, – говорит он.

Удивительно, как ему не противно ко мне прикасаться. Меня и саму от себя тошнит. Воняю, как ходячая помойка. А он еще знакомить меня с кем-то собрался.

– Так я арестована? – спрашиваю я опять.

Он мотает головой. Я задумываюсь о том, кто я, что ждет меня впереди, и только пожимаю плечами. Главное, он не собирается меня арестовывать, а там, глядишь, хуже не будет. Может, этот его знакомый дозу ссудит, хоть до рассвета продержусь.

– Ладно, – говорю я. – Согласна.

– Пошли, – отвечает он.

Поддерживая меня за плечи, он уводит меня прочь – так я знакомлюсь с Лу Фучери и его подружкой, Ангелом с Грассо-стрит.

7

Джилли сидела на крыльце офиса Анжелы на Грассо-стрит и разглядывала прохожих. Блокнот лежал у нее на колене, но она его не открывала. Вместо этого она забавлялась своим любимым делом: придумывала истории о людях, которые шли мимо. Вот прошла молодая женщина с ребенком в коляске, она принцесса в изгнании, скрывается под видом няни в далекой стране, покуда не настанет время занять подобающее положение в каком-нибудь романтичном герцогстве Европы. Чернокожий старик с тростью – ученый-физик, исследует действие теории Хаоса на материале уличного движения на Грассо-стрит. А девочка – латиноамериканка на роликовой доске – на самом деле русалка, которая поменяла родные волны на цемент и бетон.

Она не обернулась на звук открывающейся двери. По крыльцу зашаркали кроссовки, дверь закрылась. Мгновение спустя Энни присела рядом с ней.

– Как дела? – спросила Джилли.

– Странно.

– Странно хорошо или странно плохо? – спросила Джилли, когда Энни умолкла. – Или просто неловко?