Городские легенды

Когда их взгляды встретились, новая волна головокружения нахлынула на Эми, словно цунами, и девушке показалось, будто земля закачалась у нее под ногами, но это она сама соскользнула в истоптанную траву. Она закрыла глаза и позволила тьме унести ее прочь.

Было уже далеко за полдень, когда Эми очнулась на софе в студии Люсии. Неожиданное окружение и солнечный свет, падающий под непривычным углом, на мгновение сбили ее с толку, так что она не сразу поняла, где находится, но зато противная тошнота прошла. «Наверное, подцепила какой-нибудь вирус, который действует не больше двадцати четырех часов», – подумала она, опуская ноги на пол и откидываясь на подушки дивана.

Люсия оторвалась от журнала, который читала, сидя за кухонным столом. Отложила его, встала и подошла к дивану.

– Ну, ты меня вчера и удивила: прихожу вечером домой, а ты тут спишь, – сказала она. – Катрина сказала, что тебе стало плохо, потому она и устроила тебя на диване, а сама спала на полу. А как ты сейчас себя чувствуешь, ma chérie?

Слова Люсии заставили Эми задуматься. Что-то в них противоречило ее собственным путаным воспоминаниям о случившемся накануне.

– Ну да… Наверное, так и было, – сказала она наконец. Обвела студию глазами. – А где Катрина?

– Взяла у меня денег на автобус и поехала все-таки на мыс Гартнетт. Истинная любовь побеждает все, n’est-ce pas[38]?

Эми подумала о русалках в Кикахе, о Катрине, стоящей на коленях у края воды, о серебряном ноже.

– О, черт, – сказала она.

– Что такое?

– Я…

Эми не знала, что сказать. Увиденное накануне казалось бессмыслицей. Она заболевала, у нее кружилась голова, может быть, начинался бред. Но в то же время все было так по-настоящему.

«Пронзи его сердце… выкупайся в его крови…»

Она покачала головой. Нет, этого просто не могло быть. Никаких русалок на свете не бывает. А что, если бывают? Что, если Катрина прихватила с собой серебряный нож, отправившись на концерт к Мэтту? Что, если она сделает то, о чем говорили те… русалки…

«Ты должна это сделать – не позднее, чем послезавтра до первого луча…»

Что, если…

«Иначе станешь пеной…»

Это на самом деле?

Она наклонилась в поисках своих туфель и нашла их у одного из ящиков, которые служили основанием кофейного столика. Надела их и встала с постели.

– Мне надо идти, – сказала она Люсии.

– Куда идти? Что происходит?

– Не знаю. И объяснять некогда. Потом все расскажу.

Люсия шла за ней через всю студию до самой двери.

– Эми, ты как-то странно себя ведешь.

– Со мной все в порядке, – ответила Эми. – Честное слово.

Однако до нормального самочувствия ей было еще далеко. Она была слаба и совсем не хотела глядеть в зеркало из страха увидеть в нем бледный призрак собственного лица. Но выбора не было.

Если то, что она видела прошлой ночью, было на самом деле…

Люсия с сомнением покачала головой:

– А ты уверена, что…

Эми задержалась ровно на столько, чтобы чмокнуть подругу в щеку, и вышла.

Найти машину оказалось несложно. У ее брата Пита их было две, и он давно привык, что она может в любой момент явиться к нему с просьбой одолжить на некоторое время одну из них, и радовался только, что не нужен ей в качестве шофера. К семи вечера она была уже в пути, гнала пожирающий бензин «шевроле» по старому шоссе вдоль озера на запад, на полдороге до места остановилась перекусить на стоянке дальнобойных грузовиков и прибыла на мыс Гарнетта ровно к началу первого отделения концерта Мэтта.

Она нашла его «фольксваген»-фургон – настоящий антиквариат, как любила поддразнивать его она, и поставила свою машину рядом. Бар Мерфи, где сегодня вечером играл Мэтт, представлял собой нечто вроде ветхого бревенчатого сарая с оштукатуренным фасадом. Он ютился на самой оконечности мыса, от которого получила свое название деревня, и сразу за его задним фасадом уходил в озеро длинный причал. Из-за привязанных к нему лодок не было видно воды.

Эми зашла с фасада, где трещала и оранжево поплевывала неоновая вывеска с названием бара, и вошла внутрь под знакомые звуки песни Леона Россельсона «Мир вверх тормашками» в исполнении Мэтта. Слушатели, как ни странно, обращали внимание на музыку, что редко случается в такой дыре, как эта. Эми пришло в голову, что вряд ли хотя бы третья часть собравшихся догадывается, что эта песня имеет какое-то отношение к социализму.

Публика была смешанная: волосатые хиппи-опрощенцы в джинсах, небеленой холстине и цветастом ситце, хозяева нескольких немеханизированных ферм к западу от деревни; местные жители, которые здесь родились и, скорее всего, здесь же и умрут, тоже в джинсе, только пили они заметно больше и отдавали предпочтение фланелевым рубашкам и бейсболкам, футболкам и резиновым сапогам; и дачники из тех, что еще не заперли свои коттеджи на зиму, – мешанина рубашек для гольфа, штанов-«варенок» и коротких юбок, среди которых затесалась даже одна капитанская фуражка, самая настоящая, с кокардой, все как положено.