Читаем Городские легенды (мистика Екатеринбурга) полностью

Это точно. Конца у этой революции нет. А начало было бурным, как и подобает государственному российскому перевороту. Вымело из магазинов всё подчистую… даже то, что каким-то чудом при коммунистах на полках ещё лежало. Защёлкали по дворам выстрелы братанов, заохали беззарплатные работяги по многочисленным уральским оборонным заводам. Забегали инженеры… "Инженеры – мысли пионеры, а где же ваши схе-е-емы? Наши схемы – там же, где и все мы, вот где наши схемы! Фьють-фьють!"… забегали, говорю, инженеры – в галстучках и костюмах, побрякивая дипломатами-мыльницами, ибо страсть как хотелось всем и каждому стать "брокером". А проще говоря, тиснуть где-нибудь на заводских путях пару вагонов с металлом, – желательно цветным, – продать… кэш в зубы и… ищи ветра в поле!

Помнится, завлаб наш, Григорий Наумович, влетает как-то вечерком в лабораторию, где научные сотрудники с горя спирт казённый попивают. Так, мол, и так, мужики, за углом бесхозный сварочный аппарат приключился. Тяжёлый, гад, одному не уволочь! А ну-ка, впряжёмся, спиздим, и будем подрабатывать, – это помимо всего прочего, – ещё и заказами на сварку! Побежала пьяненькая научная интеллигенция, потащила аппарат. А из окна третьего этажа хозяин аппарата ка-а-ак высунется! Да ка-а-к начнёт поливать нас сверху донизу, вдоль и поперёк, включая всю родню нашу и ныне, и присно, и вовеки веков…

Так и не состоялось обогащение Гришиного Малого Предприятия "Нау

amp; Тех" посредством приобретения средств производства;)

С тем же принципом и строительство башни встало. Что могли – спёрли, остальное – так оставили. Нехай стоит. Авось как-нибудь в стране устаканится, оботрётся, переможется… а там и продолжим.

Со временем сорвало с самого верха конус из жести, закрывающий механизм лифта; растащили всё, что можно было открутить-оторвать-отрезать; выломали дверь, ведущую в самое основание башни… и стала Башня (теперь уже – с большой буквы) многие лета жить самостоятельной жизнью.

NB. Из граффити на наружной и внутренней стене основания Башни:

"Толкиен говорил, что гномы боятся высоты. И он был прав!"

"Я люблю свободу!"

"Я хочу быть с тобой! NAUTILUS"

И жутковатые надписи, рядом с которыми стоят даты жизни:

"Володя, ты смог сделать это. 12.06.199…г."

"Он любил Башню и Она забрала его к себе"

"Лена. 7 августа 199…г."

Как видите, Башня действительно зажила собственной жизнью.

Окружённая диким бурьяном, ржавыми расхряпанными механизмами, бетонными блоками, сваленными вкривь и вкось, молодыми подрастающими кустами и топольками, – выстрелом в небо рвалась она прямо в серые уральские тучи… и стоя у подножия, восхищённые пацаны теряли шапки, вглядываясь вверх.

Вначале в Башню только самые оторвы и лазили. По наружной стене можно было подняться – ещё крепка была лестница. Внутри же лифт давно раскурочили и подниматься можно было только по стальным конструкциям внутренних лесов и прочих технических балок и поперечин.

Потом это, – уж как водится, – в моду вошло. Телевизионщики с камерами не раз, пыхтя, наверх забирались; пацаны с девчонками романтические свидания устраивали. Несколько раз бэйсеры вниз успешно сигали… да мужик-альпинист с палаткой, крючьями и верёвками три дня на самую верхотуру пёрся. Словом, жизнь кипит!

За пару ходок – перчатки, как решето. Ржавое всё…

На самом верху, кстати, жутковато. Перила чисто технологические – два брусочка и поперечинки. Стоишь, облокотившись на них, и полное ощущение того, что ты голенький на 220-метровой высоте за прутик от веника держишься. Сама площадка напоминает снизу шляпку гвоздя, то есть диаметр её раза в полтора больше, чем сама Башня в верхней её части. Так эта площадка, мать её, ещё и в технологических отверстиях вся, как сыр голландский. Самое большое напоминает незакрытый проём люка в подпол. Сделаешь, сдуру, шаг в сторону не поглядев… и полетел!

И надпись рядом с этой дырой масляной краской в бетон въелась:


"EXIT FOR MAN"


Шутки юмора такие.

Забивали дверь в основание Башни, охранять пытались – да где уж там! Прутся все, кому не лень, адреналином накачиваться… это вдобавок к пиву-водке и прочим прелестям бытовой наркомании…

Ну, и порой… вниз.

Человек тридцать с лишним Башня таки унесла…

Кто – сам. Кто – нечаянно.

Помню, девчонка одна так на ржавые перекладины с самого верха рухнула, что пополам несчастную разорвало. Подружки увидели и ублевали всё вокруг. Это не считая массовой истерики. Бывалым ментам и то тошно стало.

И появилась на стене Башни ещё одна надпись… и даты жизни.

Другая девушка на мокром железе внутри Башни ослабла. Вверх-то добралась, а назад – силёнки уже кончились. Ржавое всё, холодное.

Дождь Башню насквозь пронизывает. Рука в перчатке соскользнула и девчонка с первых же метров обратного пути вниз – ах! – да так шеей где-то на высоте метров ста зацепилась. Спасатели несколько часов возились, труп доставали. А "в утешение" родителям сказали, что, мол, хорошо – голова не оторвалась. Сами удивляемся. В гробу теперь целенькая лежать будет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Повести

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее