Обстановка в доме была обычная, ничем не примечательная. В своих поездках я повидала много таких домов в деревнях. Меня усадили, хозяин присел тоже, а Ольга принялась накрывать на стол.
– За хозяйку у меня Олюшка, – глухо сказал Фрол Матвеевич, – а когда нет ее, сам хозяйствую.
Где жена Фрола Матвеевича, расспрашивать не надо было, на стене висел портрет миловидной женщины в траурной рамке.
Я огляделась. На другой стене висело ружье. Я не большой знаток оружия, но такого я еще не видела никогда. Трехствольное, два ствола внизу, один – сверху. И видно, что оружие старое. Воронение уже стерлось от времени, приклад побелел.
-„Блюксфлинт“ 1915 года, – предугадал мой вопрос хозяин. Я с ученым видом знатока покивала головой и краем глаза увидела легкую усмешку хозяина.
Ладно. Приеду домой, перерою все справочники, но буду знать, что такое „Блюксфлинт“ и с чем его едят.
Открылась дверь, в комнату вошла Ольга, держа обернутый полотенцами чугунок, и поставила его на стол.
Она сняла крышку…, и в комнате запахло так, что мой желудок стремительно наполнился желудочным соком. Не просто наполнился, а стал усиленно булькать…
На столе не было ничего необычного: в большой миске лежали соленые огурцы и помидоры, лежал нарезанный черный хлеб, но все это чуть не вызвало у меня голодный обморок. Только теперь я поняла, насколько голодна.
Я набросилась на еду, как изголодавшая волчица, как потерпевшая кораблекрушение, как узница концлагеря...
Тем, кто это не пробовал, никогда не понять, что такое сваренный на костном бульоне простой крестьянский суп. Основные ингредиенты в нем – картошка, капуста и морковка. И все это истомлено в русской печи и забелено молоком.
Господи, да никакие деликатесы в мире не сравнятся с этим блюдом.
Как видно, я урчала от удовольствия, поедая этот суп, потому что Ольга только прыскала от смеха и мотала головой. Но мне было все равно. Не до приличных манер. Хозяин только приподнимал брови, но никак не проявлял своих чувств. Я ела и ела, и ничего в этот момент не было прекраснее…
Наконец, когда голодный спазм отпустил меня, я стала превращаться в цивилизованного человека. На столе стоял новый, исходящий паром чугунок, полный вареной в "мундире" картошки.
Я осторожно брала горячие картофелины, перебрасывала их с ладони на ладонь, дула на них. Обжигаясь, я снимала кожуру и ела рассыпчатую сладкую картошку, прикусывая от целого соленого огурца и заедая все это черным ржаным хлебом явно собственного изготовления. Это был настоящий пир!
И только за чаем, я задала тот вопрос, который мучил меня еще до того, как мы сели за стол:
– Фрол Матвеевич, можно вас спросить?
– О чем?
– Почему вас Истребком зовут?
Он помолчал, лицо его как-то сразу построжало.
– Потому что истребитель я, вот Истребком и прозвали.
Вот уж не подумала бы никогда, что этот человек – летчик.
– Летчик-истребитель? – уточнила я. – В отставке?
Он усмехнулся.
– Нет, не летчик, а истребитель, и не в отставке. Мы в отставку не уходим!
– И кого же вы истребляете? – вероятно, у меня при этом было очень глупое лицо.
Он снова смотрел на меня тем снайперским взглядом, который я заметила при знакомстве.
– Нечисть всякую: зомби, оборотней! Вурдалаков!
Вот тут мне стало не по себе. Я чувствовала, как холодок пробежал по спине.
"Неужели к сумасшедшему попала?" – подумала я про себя. И, чтобы не показать испуга, выдавила из себя вопрос:
– А разве они есть?
– Кто, вурдалаки? Оборотни? Зомби эти? Как не быть! Есть, конечно.
Мое материалистическое воспитание восстало:
– Мне казалось, это все россказни, небылицы.
– Да уж, какие небылицы!
Я рискнула:
– Вот уж не думала, что бывают зомби… э-э… вурдалаки!
– Так говорят те, кто к ним не попадался. А те, кто попался, те уже ничего не скажут.
Он молча смотрел на меня, пристально и строго.
– А как же они появляются? Где?
– Это поглядеть где… везде, где люди. Где живут или жили. Где совсем плохо, там, глядишь, объявятся! Мне Олюшка сказала, ты в газете работаешь? Значит, ездишь много и видишь, сколько деревень заброшенных… одни избы почерневшие, развалюхи покосившиеся… А людей нет. И так по всей России-матушке. А где деревня стояла, там и кладбище. Раньше деревни были, люди жили, детей рожали, хлеб рОстили, скотину выкармливали. Человечьим духом веяло. А только кто сам умер, кто прочь подался. Вот и пропала деревня. Хаос, запустение, бурьяном все поросло.
И теперь на кладбище никто не придет. А жили в этих деревнях люди разные. И жили по-всякому. По-разному и умерли. Кто – совсем успокоился, а кто полежит-полежит, а там, глядишь, и встанет.
– А я читала, что зомби – это оживленные колдунами мертвецы. Они их оживят и используют для разных поручений. И живут зомби, только пока колдун или тот, кто их оживил, нуждается в их помощи. А надобность минует – назад отправляют. Эти нежити имеют жажду крови. А если зомби остался без контроля своего хозяина, то он непременно пойдет искать себе жертву, чтобы растерзать ее просто так. Так, выходит, они не сами встают?