Городской мальчик

– Дело, сэр, было так. В Панксвиле на лесопилке у меня есть знакомый, Том Ностренд, вот, ну, я и рассказал ему, чего придумал парнишка. А Том мужик добрый, он и дал мне все это хозяйство. Своих-то, понимаешь, детей не завел, вот и балует чужих.

Не все в его словах было неправдой; Элмер Бин был далеко не столь изобретательным выдумщиком, как Герби. Оказалось, что на пятьдесят долларов на лесопилке можно купить чуть больше половины необходимых материалов. Элмер, задев слабую струну Тома Ностренда, выторговал у него скидку. Рассказывая об этом мистеру Гауссу, он просто на всякий случай не упомянул про загадочные деньги, которые дали ему мальчики.

Такой ответ отчасти устроил мистера Гаусса, поскольку выяснилось, что в его карман никто не залезал. Однако директор проворчал:

– Глупости, какая еще горка?

Герби с горячим воодушевлением принялся излагать свой замысел, но при виде неподвижных рыбьих глаз и сжатых губ Капитана пыл его быстро угас, он смешался, перешел на виноватый тон и ничего толком не объяснил.

– И вообще, дядя Сэнди сказал, – промямлил в заключение Герби, – мы можем придумать, что захотим. Разве не так?

– В жизни не слышал ничего глупее, – заявил мистер Гаусс. – Подумать только, перевести столько великолепного материала на такую бессмысленную затею! Элмер, я вами разочарован. Вы не должны потакать им. Эти доски отлично подойдут для ремонта лодочного причала. Извольте немедленно отнести их вниз. Смазка пригодится в гараже. Само собой, к ремонту можно приступить после закрытия сезона.

– Так, значит, – в смятении воскликнул Герби, – нам нельзя строить горку, после всего, чего мы сделали?

– «Что сделали», а не «чего», – поправил мистер Гаусс. – Конечно, нельзя. Мне жаль, но у тебя все равно ничего не выйдет. Лучше бы сказал мне «спасибо» за то, что я сберег твое время.

Негнущееся, измученное тело Герби не выдержало. Он рухнул на землю и зарыдал.

– Ну, ну, этого не надо, – забеспокоился мистер Гаусс. – Будь мужчиной, Герби. Вставай.

Герби приглушил рыдания рукавом, но не шелохнулся.

– Это самое, мистер Гаусс, – вмешался работник, – а ведь я не могу сделать, как вы велите.

– Что такое? – Хозяин метнул гневный взгляд на бунтовщика.

– Да ведь говорю же, Том-то Ностренд дал мне это хозяйство для ребятишек. А как мы пустим его на нужды лагеря, тогда надо же уплатить, если по-честному. И коли я выполню ваш приказ, придется сказать Тому, и назавтра он вам выставит счет. На сто долларов. Или, может, не хотите по-честному и скроем от него?

В присутствии троих мальчиков этот вопрос поставил мистера Гаусса в неловкое положение.

– Ни в коем случае. Просто я думал, раз материал уже здесь… разумеется, у меня нет охоты покупать его. С ремонтом причала можно и подождать.

– Почему же, сэр, и причал поправим, – возразил Элмер, – только после Мардиграса. Лес, сами понимаете, никуда не денется. Не новый будет, но годный. А Тому Ностренду, смекайте, он уже без пользы, раз мы горку Герби построим.

Хозяин лагеря не устоял перед наживкой, подброшенной под таким соусом. За бесплатные пиломатериалы на целых сто долларов он, наверное, позволил бы ребятам соорудить хоть языческое святилище.

– Что ж, не в моих привычках лишать детей удовольствий, – проговорил Капитан, – коль скоро они безвредны. Пожалуйста, разбазаривайте свое время, если вам это доставляет радость. Затем и существует наш лагерь. Можете строить свою горку. – Мистер Гаусс одарил всю компанию лучезарной улыбкой, точно смыл водой из шланга неприятный осадок, и, покачивая жирными бедрами, зашаркал наверх, к своей конторе.

Усердно работающего человека у нас принято сравнивать с бобром, но какому бобру доводилось потрудиться так, как трудился в тот день Герби? За тридцать шесть часов наш толстяк почти не сомкнул глаз, а все его тело было как одна большая рана, – тем не менее мальчик в поте лица отработал целый день. Клиффу тоже не поздоровилось, но он был сильнее брата и ему не досталось тумаков от Умного Сэма, которые до сих пор отзывались болью в Гербиных мышцах и костях. Взмокший Герберт работал не покладая рук, выполняя задания Элмера Бина, и глаза ему застилало красное марево. Руки и ноги были в мозолях. Нередко казалось, что повисшие руки не станут повиноваться ему и больше не поднимутся. Но каким-то чудом, скользя и спотыкаясь, наш молодец все же делал то, что ему поручали.