Городской романс

И мне вспомнились три встречи, которые пришлись на лучшие годы моей жизни. Три встречи, определившие судьбу…

Немного предыстории. По советским меркам генеалогическое древо у меня было с явной червоточиной: по материнской линии — правнук раскулаченного и внук репрессированного, по отцовской — поповский внук. Отец, Николай Евдокимович Митюрев, говорят, очень хорошо учился в школе, но в институт не смог поступить по причине происхождения. Работал бухгалтером в какой-то конторе, где и встретился с моей матерью, Александрой Васильевной Ермолиной. Брак свой, по моде того предвоенного времени, они не регистрировали и, разумеется, не задумывались, что потом это может привести к возникновению кое-каких проблем.

Родился я в сентябре 1941-го. Отец к тому времени был уже на фронте. От него пришло единственное письмо, в котором он выразил пожелание: если родится дочь, назвать Лидией, если сын — Борисом. Других вестей не было, кроме «похоронки», разумеется.

В 1947-м мать вторично вышла замуж за директора цирка Бориса Михайловича Ефимова, а я остался с бабушкой, Прасковьей Васильевной Ермолиной. Она не пожелала отдавать меня в новую семью и благодаря своему жесткому характеру сумела на этом настоять.

Мы занимали комнату в коммунальной квартире на втором этаже по улице Карла Маркса. На первом располагался хлебный магазин, где бабушка работала грузчицей: и днем, и по ночам выгружала «грохотки» с хлебом из прибывающих подвод.

Человек она была безграмотный, и ее долго гоняли по бюрократическим инстанциям, прежде чем она добилась, чтобы мне начали выплачивать пенсию за погибшего отца. Это произошло в 51-м году — я уже перешел в третий класс.

«Безотцовщины» своей не ощущал и не переживал, поскольку многие мои друзья по двору и соученики в классе были в таком же положении.

Летом основным развлечением были дворовые игры и купание на реке. Если нас подбиралась большая компания, мы считали своим долгом пойти купаться на Сад-остров. Мы знали, что нас там с нетерпением поджидают «зареченские», которые контролируют оба моста к острову. По-моему, это было какое-то бессознательное подчинение традиции: обязательно пойти «стенка на стенку». До поножовщины дело никогда не доходило. Высшим достижением считалось влепить противнику «воркуху» так, чтобы он на несколько секунд отключился. Прием простой: сложить ладонь лодочкой и наотмашь попасть в ухо. Эффект действительно оглушительный или оглушающий — испытал на себе. Впрочем, и у меня в этом деле бывали удачи. Потасовка в таких случаях заканчивалась, пострадавшего приводили в сознание и все вместе шли купаться.

Были забавы и не столь невинные. Наш послевоенный коммунальный двор населяли и криминальные элементы. Под их руководством мы, пацаны, участвовали в набегах на так называемую «шинковалку». Крали что под руку попадет: арбузы, овощи, консервы…

Словом, жизнь катилась в «нужном» русле, к перспективам вполне определенным.

И вот тут я хочу вспомнить свою первую поворотную встречу. Зимой все каникулы и все выходные я проводил в цирке, благо мне был обеспечен бесплатный вход. После вечерних представлений с большим удовольствием оставался ночевать в квартире отчима, поскольку расположена она была в общежитии артистов цирка. Мне оно казалось великолепным, хотя, честно говоря, представляло собой огромный крестообразный барак, украшенный куполом со шпилем. Для меня оно главным образом светилось изнутри, поскольку давало возможность общения с весьма своеобразной публикой: с детьми артистов, а через них — и с самими артистами, объездившими всю страну, бывшими и за рубежом. Меня буквально ошеломляли их непринужденность, раскованность, откровенность, их увлеченность творчеством.

Часто бывал на репетициях — для меня это оказалось важным впоследствии, поскольку именно тогда начал понимать, какой ценой дается легкость исполнения номера перед публикой. Я был свидетелем, когда у артистов возникал замысел изменить номер: усложнить, внести в него новые элементы, порой весьма рискованные. Сопереживая им, я как бы становился соучастником мучительной черновой работы и впервые причастился к тому, что называется творческим процессом.

Думаю, мне повезло с этим кругом общения. Артисты цирка были в то время как бы не от мира сего. Свободные, как перелетные птицы, и, главное, искренние, непосредственные, избавленные от многих «совковых» комплексов.

А подружился я с Валерием Кострюковым, который был всего на пару лет старше меня, но уже в то время работал в номере своего отца — дрессировщика лошадей. Так случилось, что они отработали в нашем цирке два зимних сезона подряд, а потому и лето между этими сезонами мы провели с Валерием вместе.

Он меня приобщил к совершенно иным забавам. Начали с акробатики, жонглирования. Потом перешли к копированию некоторых клоунских номеров, которые знали наизусть. Гримировались, ходили по комнатам тех самых клоунов и внаглую пародировали их номера. Кстати, имели успех.