Главный цензор итальянского управления по делам печати развернул утренние рабочие газеты и немедленно схватился за лысую голову:
— О, санта Мария! Эта лысина доведет меня до могилы! Позвать сюда секретаря!
Вошел секретарь.
— Синьор Макарони! Лысина. Опять лысина! Ради бога… Вы не знаете средства против лысины?
Секретарь искоса взглянул на цензорский череп и, самодовольно погладив свою пышную итальянскую прическу, сказал, нежно изгибаясь:
— О синьор! Что может быть проще: последнее американское патентованное средство для ращения волос "Жуликоль". При регулярном втирании три раза в день в течение двух месяцев самый упорный бильярдный шар обрастает пышной шевелюрой. Большой флакон — пять лир, два флакона, — десять лир, три пятнадцать, четыре…
Главный цензор вспылил:
— Довольно! Прекратите эти лирические излияния! Я никому не позволю издеваться над моей честной лысиной! Не в ней дело! В газетах лысина. Вот, поглядите. Что делать?
Секретарь изогнулся еще ниже:
— Слушаю-с, синьор! Сейчас мы это все уладим.
Через полчаса в редакцию рабочей газеты была отправлена официальная бумажка. Составлена она была коротко, ясно и твердо:
"Впредь ликвидировать всякие лысины. Печатайте на месте цензурных выпусков что угодно. Хотя бы песенку о Терезе. Но чтобы ни одного пробела! Мы вам покажем коммунистическую пропаганду! Закроем в два счета".
Прочитав отношение, редактор мрачно подмигнул портрету Маркса и сказал помощнику:
— Хорошо. Будьте добры, товарищ, дайте мне передовую с цензурными лысинами. Мы их сейчас ликвидируем!
И, деловито насвистывая песенку Терезы, он взялся за работу.
На следующее утро секретарь подошел к столу главного цензора:
— Вот! Ни одной лысины! Извольте взглянуть.
Цензор самодовольно развернул газету и пробежал глазами передовицу.
Затем он надулся, стал красным, потом синим, потом желтым. Наскоро переменив на своем лице все цвета, имевшиеся у него в репертуаре, он заорал:
— Вы не смеете издеваться надо мной! Я вас выгоню со службы! Мальчишка! Читайте передовую.
Секретарь трясущимися руками потянул к себе газету и обомлел.
Вот как выглядела передовая статья:
"Товарищи!
Дальше так продолжаться не может. Мы не можем оставаться пассивными в то время, как германский пролетариат схвачен за горло беспощадной рукой…
Затем все действия королевского правительства, направленные…
Для капитализма, сжимающего итальянский пролетариат:
А также и фашистского премьер-министра Муссоли…
…для всех душителей рабочего класса.
Главный цензор лежал без чувств.
1923
Неудачливая коммерция[73]
Ни одно государство не соглашается купить пароходы, уведенные Врангелем из Крыма.
На рынок вышел испитой человек с подвязанной щекой и в коротеньком пиджачке.
Одной рукой он прикрывал видневшуюся из пиджака волосатую грудь, а в другой волок мешок.
Человек вышел на середину площади, сел на корточки и разложил товары.
— Ей, не зевай! Хватай-налетай! Старый и малый, брюнет и блондин, старуха и красавица — выбирай, что нравится! Вот пароход — проверен ход. С ручательством на пять лет, полезный предмет для каждой уважающей себя нации — незаменимо при эвакуации. Верьте словам. Пробовал сам.
Подошли покупатели. Трое. Румын, турок, грек.
— Почтеннейшая публика! Не пожалейте иностранного рублика. Купите подводную лодку по случаю — самую лучшую. А? Прикажете завернуть? Отдаю за четверть цены, себе в убыток, ей-богу!
Покупатели сумрачно покачали головами.
— Не хотите? В таком случае не угодно ли чайных ложечек? Серебряные, с пробой. Можно сказать, трофей, отбиты в бою у неприятеля. Исторические ложечки.
Один из покупателей вздохнул:
— Не надо ложечек. На них монограмма: "Кафе "Якорь". Они краденые.
Продавец выпучил глаза.
— Что? Краденые? Да отсохни у меня рука, да провались я на этом самом месте, да пусть я… Впрочем, я могу предложить вам еще… салфеточки. И меточек нет-с, все честь честью. За четверть цены…
— Тоже. Краденое. Метки вырезаны.
Торговец заплакал.
— Значит, не покупаете? А я думал… Даже сами господин Пуанкаре публично одобряли.
— Нет. Не покупаем. Пускай твой Пуанкаре сам краденое покупает. За это и в МУР можно попасть.