Гороскопы всегда врут

"Осталось сутки или двое", — подумал Ремизов, поудобнее устраиваясь в своем убежище. Днем он снова полез к люку, хотя и понимал, что это рискованно, но жажда одолевала, а дождь по-прежнему барабанил по крыше. На этот раз он предпринял некоторые меры предосторожности, расстелив на откинутой крышке найденный кусок полиэтилена, и напился небесной влагой вдоволь. Некоторое время он настороженно прислушивался к своему организму, но на этот раз все обошлось. Все оставшееся время он думал о том, как бы лучше десантироваться из попутного эшелона.

Но прыгать на ходу ему не пришлось. Поезд замедлил ход и остановился у самого вокзала со знакомой вывеской «Кривов». Судя по лязганью и толчкам, Ремизов понял, что отцепили тепловоз. Часа два состав стоял неподвижно, затем снова последовали грохочущие звуки, и эшелон медленно пополз назад. Приникнув к окну, Ремизов увидел, как появились знакомые улицы города, и понял, что порожняк гонят прямо в завод. Это было плохо, очень плохо!

Военный завод охраняла как раз его воинская часть, и о не раз видел, как военизированная охрана производит осмотр вагонов. Обычно это были несколько мужиков и женщин в одинаковых синих рубашках или шинелях, в зависимости от времени года, с непременной кобурой на боку, в которой чаще всего находился револьвер системы «наган» еще революционных времен. И как назло, стоял полдень и, появись он сейчас из верхнего люка, горожане могли бы наблюдать редкое зрелище. Здоровенный жлоб, в поношенной фуфайке и в рваных штанах, грязный, заросший недельной щетиной, выпрыгивает на ходу из поезда в самом центре города.

Оставалось только одно. Ремизов забрался в свое заранее приготовленное убежище и начал лихорадочно закидывать себя небольшими, квадратными ящиками. Вскоре вагон остановился, немного погодя тронулся снова, а затем встал окончательно. Ожидание показалось бесконечным. Сколько времени прошло, он не знал. С того момента, как он сбежал, время перестало для него измеряться в каких-либо единицах. Все это было одним большим куском бесконечности.

Наконец Ремизов услышал отдаленные голоса и приглушенный лязг металла. Вскоре пришел черед и его вагона. Звякнул засов, и дверь с шумом отъехала в сторону.

— Вчера взяла судака на килограмм за пятьсот рублей, — сказал близкий женский голос.

— Что так дешево? — удивился в ответ другой голос, уже мужской.

— Да приехали какие-то с Урала, у них целый рефрижератор рыбы, вот они и сбили цену нашим браконьерам.

— Лезь, Машка, этот вагон проверим, да пойдем на обед, — скомандовал мужик.

— Чего это я опять?! — возмутилась в ответ женщина. — Ты вон только два вагона проверил, все остальные — я да Наташка.

— А ты у нас самая молодая, мне вообще уже тяжело, стар я стал.

— Стар?! — насмешливо спросил звонкий девичий голос. — А кто мне предлагал этим летом на дачу с ним пройтись, порезвиться? А?!

— Ну, вспомнила! Ведь пошутил я!

— Знаем мы эти ваши шуточки под одеялом!

— Лезь-лезь, не сачкуй! — уже сердито закричал мужик под дружный смех обеих женщин. После этого молодуха, по-мужски ругнувшись, все-таки взялась за поручень лестницы, но тут до слуха Алексея донесся далекий, но пронзительный женский голос: — Глеб! Глеба! Деньги в контору привезли, немного, человек на двадцать только хватит!

— Машка, быстро дуй в контору очередь занимай! — скомандовал мужик и, судя по донесшемуся до ушей лейтенанта звуку, сочно шлепнул молодку по заднице. Девушка даже взвизгнула, не то от этой его мужской «ласки», не то от предвкушения долгожданной зарплаты.

Между тем мужик с кряхтеньем забрался в вагон, повозился у входа, но штурмовать баррикаду ящиков не стал, а спустился вниз, и вскоре загремевшая дверь перекрыла скудный осенний свет, погрузив вагон почти в полную темноту.

Ремизов облегченно перевел дух. Сердце у него билось, словно он пробежал несколько километров, а лицо заливал липкий пот. К вечеру состав отогнали в глубь завода, и, глубокой ночью Алексей смог, наконец, покинуть свой «плацкартный» вагон.

ГЛАВА 43

Жизнь для Спирина замерла в фазе зыбкой неопределенности. Прошло уже три дня с момента аварии, но Лариса оставалась в том же состоянии, не хуже и не лучше. Более того, врачи намекнули, что она может остаться инвалидом на всю жизнь. И хотя Виктория все-таки отказала банкиру, но узел главной проблемы затягивался все туже и туже.

Как назло, навалилось множество неотложных дел, а еще приходилось мотаться по избирательным участкам, что-то говорить этим назойливым старикам и старухам, что с такой охотой посещали собрания. Со стороны казалось, что Спирин остался прежним: серьезным, сдержанным, терпеливо выслушивающим все, что бы ему ни говорили люди. И только шофер Виталик понимал, что с его шефом происходит что-то не то. Распростившись с избирателями, Виктор садился в машину и неподвижно замирал, уставившись в одну точку и настолько уходя в себя, что по приезде в мэрию или на очередной избирательный участок, водитель вынужден был напоминать ему об этом.