Гороскопы всегда врут

Лишь к вечеру, освободившись от всех посетителей и оставшись один, Спирин позвонил Нечаю. Диалог их был непродолжителен и немногословен.

— Здравствуй. Ну, что-нибудь светит? — спросил мэр.

— Да, скорее всего сегодня ночью, — обнадежил Нечай. — Ты же знаешь, я в этом сам заинтересован.

— Хорошо, буду ждать, — и Спирин повесил трубку.

Лариса лежала в своей палате и, прикрыв глаза от назойливого света, думала о прошедшей жизни. Белая повязка наподобие чалмы плотно укутывала ее голову, врачи всерьез опасались за состояние ее мозга, но она понимала, видела и слышала все. Только не могла говорить и даже пошевелить онемелым телом. Мысли ее блуждали, от прошлого перескакивали к будущему, бессистемно перебрасывались с одной темы на другую. Впервые в жизни она думала так много. Ей, привыкшей брать от жизни самое лучшее, теперь приходилось довольствоваться бесконечно малым. Позади осталось то, что она считала смыслом жизни: престижная квартира, машина, дорогая и стильная мебель, посещение юбилеев и праздников под ручку с красивым и влиятельным мужем. А, кроме того — основное из всего этого круговорота тщеславия — завистливые взгляды других женщин, от которых Лариса расцветала еще пышнее. Ушли в прошлое дорогие французские духи, что Спирин дарил к каждому ее дню рождения, золотые украшения и безумно дорогая косметика, шубы и платья, ковры и хрусталь, японская электроника и американские боевики по видаку. Единственное, чего она хотела сейчас — это жить, почувствовать свое тело и владеть им. Когда ее сегодня переворачивали, чтобы сменить простыни, Лариса сквозь онемение ощутила на своем теле чужие грубые руки, и это потрясло ее сильней, чем авария. Неужели она останется такой на всю жизнь? Единственное, что ее как-то поддерживало, это то, что она чувствовала эти чужие руки, хотя сама не могла шевельнуть и пальцем.

Постепенно мысли ее начали перескакивать на другое, она постаралась вспомнить что-то хорошее, например, свою свадьбу и бледно-голубое платье с пятиметровым шлейфом, которым она просто убила всех своих подружек. Но постепенно ее мысли снова и снова возвращались к этой злосчастной последней поездке. Только в этой палате она поняла обратную сторону большой скорости.

"Как выздоровею — больше за руль не сяду", — в который раз зарекалась она, и как естественное продолжение этой мысли: "Кто же они, те из «БМВ»? Что им было надо? Зачем они это сделали? Я расскажу все, только бы вернулась речь, я потребую, я заставлю, чтобы их нашли!"

Мысли ее прервал легкий скрип двери. Открыв глаза, она увидела, что вошел какой-то человек в белом халате, за ним мелькнуло бледное лицо медсестры, торопливо закрывающей дверь. Лариса взглянула на лицо позднего посетителя и сразу же узнала его. Именно эти глаза она видела из приоткрывшейся дверцы того «БМВ». Лариса поняла все, она попробовала вскочить, закричать, позвать на помощь, но только слеза, скатившаяся по щеке, была ответом беспомощного тела на безумства разрываемого страхом мозга, да и ту Рыдя безжалостно промокнул, опустив на лицо Ларисы белоснежную подушку.

Через три дня после похорон жены мэра состоялись выборы. Спирин победил в первом же туре и с огромным преимуществом.

В те же дни одна из медсестер городской больницы купила себе неплохую стенку и мягкий уголок.

ГЛАВА 44

Волей судьбы Ремизов попал на территорию того самого завода, который сам же и охранял. Одной из достопримечательностей Кривова был двухметровый забор этого завода, сработанный из красного, обожженного кирпича, с затейливой вязью колючей проволоки по верху. Тянулся он почти через весь город, как бы прижимая Кривов к железной дороге и вытягивая его в длину. В былые годы за этим забором трудилась половина города. Для всех остальных попасть на территорию завода было невозможно, слишком строгой была система охраны. Уже на проходной вахтеры, в основном женщины, тщательно сравнивали фотографию на пропуске с физиономией входящего, принюхивались, не несет ли от него перегаром, обшаривали карманы в поисках запрещенных на территории завода спичек и сигарет, а самых подозрительных отправляли на «тщательный» обыск, с раздеванием. Та же самая процедура повторялась и при выходе с завода, но теперь уже искали нещадно употребляемый по технологии спирт, производимую на производстве взрывчатку и прочие опасные изделия. Если за сигареты или спички могли лишить премии и тринадцатой зарплаты, то за вынос самой малой толовой шашки или детонатора уже грозил срок.