Горожане

В бой отчаянно рвался Авдеев. Когда выступал Плешаков, Личный Дом ерзал на стуле, порывался возразить, но Ермолаев предостерегающе на него смотрел, и тот с большим трудом, но сдерживался. Я понимал, что сейчас не время бы выступать Авдееву, все пойдет на эмоциях, он сорвется, а это никогда никому не помогало. Вот попозже бы хорошо, тогда он успокоится, сообразит, о чем стоит говорить, а какую обиду лучше проглотить молча. «Прокладочку»— хоть одну, хоть какую-нибудь, чтобы сбить этот поневоле навязанный нам настрой! Но никому не хотелось вылезать первым, все тягостно молчали. Колобаев заметил высоко поднятую руку Авдеева и без долгих раздумий дал ему слово.

— Да неправда это, — рубанул Геннадий воздух рукой. — Выходит, на станции беспорядок потому, что директор комбината плохой? А Плешаков тогда на что? Или, получается, директор должен работать за всех? Да его дело — контролировать! Он — за пультом. Если хотите, Плешаков хочет все свалить на директора! А свою вину признать не хочет!

Я слушал Авдеева и не знал, что делать. Искренний его порыв меня тронул, но ведь все, что он говорил, было беспомощно, сплошной детский сад; так человек, не знающий ни одного боксерского приема, пытается одолеть опытного бойца, машет перед его носом кулаками. Еле удерживал себя от желания прервать парня — по душевной своей простоте он все только портил.

Вадим негромко бросил реплику:

— По-моему, Плешаков вовсе не уходит от ответственности. Он открыто заявил, что признает свою вину. — Потом повернулся к Авдееву и церемонно сказал — Извините, что перебил вас.

Я подумал, что сейчас бы самое лучшее для Авдеева — сесть на место, но он вспыхнул словно порох, в который бросили горящую спичку:

— А про вас я вообще говорить не хочу! Если про вас начну, то на карачках отсюда уползете!

И это было явно лишнее. Плешаков торжествующе обвел всех глазами: вы слышали? А я что говорил?

Печенкина сидела угрюмая, на скуластом лице выступили красные пятна. Я еще раз подумал о том, что добрые дела лучше делать вовремя; услужливость задним числом всегда отдает суетой.

— Давайте, — Фомич предостерегающе поднял вверх палец, — держаться, так сказать, в рамках. Вопрос серьезный, тем более не стоит оскорблять друг друга. У вас все? — холодно поинтересовался он у Авдеева.

Мне было до смерти жаль Геннадия. Представляю, что творилось сейчас у него в душе! И тут же отпустил крепкое словечко по своему адресу: не мог подсказать парню, что и когда говорить, как вести себя! Все деликатничаю, вот и поделом, расхлебывай теперь кашу!

Но, странное дело, глупо, неудачно выступил Авдеев, а что-то изменилось в кабинете, переломило настроение. Я с надеждой смотрел на Ермолаева — может, он возьмет слово? Но тот покачал головой: рано, мол, не спеши. Ну, а мне вылезать тем более не стоило.

Попросил слово Лапландер, председатель рыболовецкой артели. Я с любопытством посмотрел на него. Старик, уже за шестьдесят, а крепкий, словно топором вытесан, лицо медно-красное, обожженное ветрами и солнцем. Мне бы такую красивую старость.

— Что творится на комбинате, — он повернулся ко мне, — дело ваше. Я вам тут не судья. Хочу только спросить: часто вот так рыбу травить собираетесь? А то я распущу артель.

К удивлению моему, старик не садился на место, а смотрел на меня, ждал ответа. Я растерялся, неожиданно для себя выпалил:

— Не знаю.

— Вот, — обрадовался вдруг Лапландер, — честный ответ. А то товарищ выступал, не помню его фамилии, уж очень красиво себя ругал. Так ругал, будто награды требовал.

Несколько человек рассмеялись, Вадим звучно бросил карандаш на стол, но от реплики удержался.

Поднялся директор леспромхоза Митрохин.

— Я тоже не знаю всех дел на комбинате. Но директора знаю хорошо. Он часто холку мне мылит, если пиловочник на исходе. И вот сегодня говорят, будто он плохой руководитель. Нет, разлюли малина, вы меня извините! Плохой руководитель тот, кому на все наплевать. Как ему, например, — он показал в сторону Вадима.

Тот смутился, но только на одно мгновение. Быстро нашелся, подарил Митрохину радушную широкую улыбку и спросил, словно речь шла о веселом розыгрыше:

— Почему же, позвольте узнать?

Тот ответил ворчливо:

— Не хотел говорить, но если сам набиваешься…

Колобаев предостерегающе поднялся с места:

— Товарищи, товарищи…

— Пусть говорит, — милостиво разрешил Черепанов.

— Да что говорить? — с той же ворчливой интонацией продолжал Митрохин. — Когда я попросил машины отремонтировать, ты куда меня отфутболил? Здесь две женщины, неудобно перед ними, а то бы я повторил. Разве пиловочник нужен только леспромхозу? Да ведь комбинат последние кубометры доедал, он остановился бы, заглох, разлюли малина! Это что, хороший руководитель? Да когда Новиков в отъезде, я вообще на комбинат не звоню, потому что это без толку.

Ну что ж, наконец-то игра пошла веселее, не в одни ворота.

Вадим стиснул челюсти, отчего раздвоенный подбородок и ямочки на щеках выступили еще резче, и сказал отчетливо:

— Справку по этому поводу я позволю себе дать несколько позже.